– Так, а теперь послушай. Твое решение известно. Сама разобралась. А если бы не так, то я бы тебя сегодня предостерегала. Не простой он, Максим Петрович. И в его прошлом что-то темное есть. В поступках далеко не самостоятелен, кто-то направляет. Это доброжелатель, но предвзятый. А Максим далеко не управляемый, он из тех, кто рвется быть первым везде. Его «эго» превыше всего. Да, он любит тебя. Но при этом преследует цель, чтобы у него была замечательная во всех, очень важно, отношеньях жена. А стала б ты женой, и цель была б достигнута. И кто его знает, каким бы он стал. Он женится, но на той, что окажется сильней в своем эгоцентризме. А что из этого выйдет – не могу сейчас сказать, не знаю. Это достаточно далекое будущее. Главное, что вы разошлись. Потому что со всеми, кто с ним рядом, что-то отрицательное да случится. И еще – он помешан на Маяковском, все время о нем думает.
– А мне-то чего ждать? – спросила Марина тревожно и безнадежно.
– У тебя хорошо все сложится. Много путешествий, встреч. Ты будешь счастлива. У тебя чутье души безошибочное. Это свойство. Чтобы желанная судьба свершилась, надо суметь принять ее. Ты сможешь.
– А могу ли я чем-нибудь Максиму помочь?
– Скажи, пусть Пастернака почитает. Ну, а всерьез – ведь ты уже пыталась?
На факультете Вдовину ждал сюрприз. В деканате сказали, что специалисты из Америки, с которыми она работала весной, прислали запрос и приглашение – просят в течение семестра консультировать их на завершающей стадии научного труда. Колумбийский университет ждал.
– Так что решайте, Марина, будете вы академический отпуск оформлять, или командировку мы вам сделаем. Но ехать в Нью-Йорк обязательно. У нас с факультетом искусств Колумбийского университета предполагается обмен студентами. Они телемосты хотят проводить, много планов.
– Да я и не отказываюсь. Просто неожиданно очень.
– Чего ж тут неожиданного. Читаю из приглашения: «Исключительное умение не просто дать толкование трудного для нас фрагмента, но и проведение аналогий с более известными источниками. Госпожа Рябинина уже сейчас является глубоким ученым. Мы надеемся, что, кроме огромной пользы для нас, она сумеет получить у нас на факультете практику и станет прекрасным специалистом в области филологии». Нужно было письмо из Колумбийского университета, чтобы у нас открылись глаза – какое сокровище у нас подрастает. Они также направили приглашение в посольство. Надо подъехать с паспортом насчет визы.
– «Алика убью, только он мог надиктовать такую ахинею. Но здорово, черт возьми!»
А вечером Алик позвонил: «Ну что, старушенция, маляву получила?»
– Я убью тебя. Что перед факультетом на смех выставляешь – такие дифирамбы посылать.
– Э, нет. Там каждое слово – правда. Джордж и Диана именно так ценят твою помощь. Стали бы они сыр-бор городить, если бы ты им не нужна была. Пеняй на себя, что так хорошо древнерусскую литературу знаешь. Да еще и русская красавица. И как английским владеет, чтобы самое сокровенное в фолиантах раскрыть на иностранном наречии.
– Уж я тебе раскрою русскую душу, дай только добраться до тебя.
– Где раскроешь? На Пятой авеню? Или на Эмпайэр Стэйт Билдинге? – Там здорово – сто второй этаж и смотровая площадка – весь Нью-Йорк как на ладони. Только ее решеткой огородили, чтобы неповадно было приезжим души раскрывать. Встречу тебя в «Кеннеди».
А Ромин все думал и думал об одном: «Это была первая настоящая и стоящая страница. До этого я жил по служебным распорядкам и должностным инструкциям. Если такая страница закончилась, а жизнь отошлет меня к руководству по эксплуатации, я не смогу жить, как не могу жить сейчас». «Зачем я испил живой крови, лучше бы я всю жизнь питался падалью» – проносилось у него в голове, и каждый раз он будто сплевывал с отвращением. Он вспоминал, как истерически листал Пушкина, чтобы найти озвученный Мариною отрывок и мимоходом вставить в разговор продолжение. Как ходил к психологу, чтобы определить политику поведения и не выглядеть перед девочкой идиотом. Как понял, что искренность его чувства – это главное, и этого много. Не хватило лишь чуть – чуть. Максим Петрович не смог отбросить Максима Петровича. А теперь, не нужный никому, он был не нужен сам себе.
Позвонил Федорук. Постановочный период в балетной студии завершился. На пике вдохновения родились две миниатюры.
– Что так? – механически спросил Максим, и тут же встрепенулся – Едем.
Он влетел в зал и начал поедать все глазами, и не мог насытиться – так ощущал он свой неторопливый вход и приветственные обращения.
Сначала станцевала Тина. Воплотилось исступленное хождение по мукам. Заданная амплитуда метаморфоз предполагала широчайший разлет, а Тина еще перехлестывала. Музыка брала за душу, а танец Тины вырывал ее с корнем – так прочувствовал Максим.