Кавалер умученных Жизелей (сборник)

Усталые часы, некстати,
Бьют полночь. Не видать ни зги.
Есть время, но его не хватит.
Йоркширский пес седой тоски
Мне памятью терзает душу
Едва забрезжит призрак дня.
Нет сожалений у меня.
Я сломлена и безоружна

– У. Б. Е. Й. М. Е. Н. Я. Это она писала? Вам?

И, только через большую паузу, Максим выговорил:

– Елена. Смотрите – в почте два письма. Одно ко мне. Его я отдал. А это – кто же знает – кому? Адрес nizaro@columbus.com. Я не знаю. Письмо сохранено, как черновик. Отправила она его, или собиралась – какая разница?

В этот момент зазвонил телефон следователя. Он выслушал. Взглянул на Ромина, с предельной осторожностью спросил:

– Простите, у вас были вчера с супругой отношения?

Максим застыл в недоумении, потом прошептал: «Что?», и потом: «Ее изнасиловали? Прежде чем убить?» И зажал голову руками. И через мгновение, стиснув зубы, полушепотом, решительно отчеканил:

– Я звоню Вере, а потом вы оставите меня. Я не насиловал, не убивал, я сам жертва и если для Елены уже все, то я должен еще собраться и проститься с ней. – Выдолбил номер на клавиатуре телефона. – Вера? Ромин Максим. Прости, у нас горе. Елены не стало. Потом. Посмотри письмо в компьютере, кто это с вами на фото, – и, выслушав, Гущину:

– Никита Поленов. Он художник, живет на Сретенке. Вот телефон.

* * *

Гущин набрал мобильный номер. Абонент не отвечал.

Пришло время сказать себе: «Завтра». Охотничий гон обуздала усталость. «Завтра» стреножило бег мыслей, переключало.

* * *

Утро началось с кабинетной работы. В заключении криминалистов не определенные идентификацией следы пальцев были обнаружены на дверной ручке, вазе с цветами, перилах, кое-где на стеклянных осколках и на главном вещдоке – обелиске.

Елена не сопротивлялась убийце, более того, она разделась сама. И занималась любовью. Наверное, с будущим убийцей. Он вошел в нее, а потом пронзил сердце стеклянной молнией. Так в переводе с языка заключения патологоанатома выглядела история последней любви Роминой.

Но на скульптуре сохранились следы двух неизвестных рук, и это даже как бы коробило.

Гущин набрал номер Веры Гордиенко, представился. «Всего несколько вопросов. Зачем вы посылали Поленова к Елене?». Голос Веры был чист и проникновенен, речь как бы состояла из отрывков музыкальных фраз. «Я, думаю, Никита боялся, что Лена не захочет его видеть. Я не посылала его. Они давно не виделись, жизнь развела. А я с ними в отдельности продолжала быть близка. Вот он мог, поэтому, на меня и сослаться. А что, он сам не мог объяснить? Я не могу ему дозвониться». «Еще не беседовали. Ромина была найдена убитой после визита этого Поленова». – «Найдите, поговорите с ним, я думаю – он расскажет. У него проблемы, но Вы думаете – он убил? Лену? Нет, нет. У него разлад в душе, он нуждается в помощи и пальцем никого не тронет». «Он был любовником Роминой?». «Никогда! Позвоните после разговора с ним, а я буду думать».

* * *

Гущин поехал на Сретенку, в Костянский переулок. Дверь открыла немолодая женщина, волосы плохо прибраны, исхудалая, большие горестные глаза. Она, изучающе, посмотрела на гостя, и спросила тихо: «Что вам еще надо? Разве он не рассчитался с вами?». «Постойте, вот удостоверение. Я майор Гущин Виктор Васильевич. Мне нужен Поленов Никита». «А я думала, Никита в мастерской, сегодня там ночевал», – «Вы кто ему будете?» – «Жена» «А что телефон не берет?» «Это нормально, когда он пытается работать. Так зачем он вам?» «Где мастерская?» «На Масловке. Давайте, я вам покажу».

В коридоре с высоченными потолками шаги дробно сотрясали тишину. Остановились у двери под номером 25. Анастасия, супруга, тихонько постучала, потом еще. «Никита, это я». Еще постучала и, при отсутствии ответа, вопросительно посмотрела на следователя. Перехватив взгляд, медленно опустила глаза, да так и оставила их на полоске света, пробивавшегося из-под двери.

Участковый, понятые, плотник – все заняло минут двадцать – дверь открыли. Поленов Никита Михайлович, сорока трех лет от роду, с исколотыми венами, уткнувшись в грудь подбородком, уже не хотел ни дозы, ни еще чего, бездыханный и остывший. Мастерская походила на захламленный склад. Только расчищенный уголок у стены, где стол, диван, хозяин. «Я думаю – не криминальный» – предположил судмедэксперт.

Анастасия все рвалась к мужу, но труп унесли. Гущин попросил ее проехать в отдел. Анастасия, незамедлительно, начала рассказ. Вернее – поток воспоминаний. Рефрен в рассказе так звучал: «Вы не представляете, какой Никита был замечательный». Гущин записал в протоколе: «Был успешный художник-портретист, много заказов. Психопатический тип. Клиенты не нравились, работал ради денег. Своего рода слава. Пить особо не любил. Жена узнала о наркотиках лет пять назад. Не лечился. Типичная картина. Зависимость. Работать невмоготу. Деньги кончились. Набрал заказов, предоплата. Последний уговор – лечиться. Необходимы деньги».