Кавалер Золотой Звезды

— Как-то стыдно с этими сватами… Присылал же. А где их взять настоящих, будь они неладные?

— Попроси еще бабку Параську и деда Назара, — советовала Анфиса. — Они уговорят батю.

— Да и перед Сергеем мне будет стыдно.

— Так это мы не для себя, а для батьки и матери.

— Разве что для них, — неохотно согласился Семен.

С радостью Семен ждал выезда на лесосплав еще и потому, что вместе с ним, в одной бригаде, будет Анфиса. Ночь, проведенную в поле возле копны, он считал началом новой жизни, и то, что Анфиса рано или поздно будет его женой, у него уже не вызывало сомнения. Думать ему приходилось о другом. Его новая жизнь была еще совсем не устроена, и у Семена возникало столько трудных вопросов, что от них кружилась голова. После неудачного сватовства надо было решить, как быть с Тимофеем Ильичом. Махнуть ли рукой на старика и расписаться в загсе без его согласия, или найти путь для примирения? Лучше было бы, конечно, помириться… Но как? Может быть, Сергей знает? Опять же надо было решить, где обосноваться на жительство. Уехать ли в Донбасс, устроиться на шахте, получить квартиру, а летом, во время отпуска, приезжать в Усть-Невинскую. Или остаться в станице? Тогда надо с Анфисой заранее условиться: у кого жить? Идти в зятья Семену не хотелось: с Тимофеем Ильичом все равно не поладит. Ради Анфисы Семен бы согласился и на это, но ведь старый Тутаринов может воспротивиться? Тогда придется пожить у бабки Параськи, а тем временем построить свою хату. Кстати, лес теперь будет… И Семену казалось, что где-то там, в верховьях Кубани, вдали от родных Анфисы, они смогут спокойно все обдумать, обо всем поговорить, посоветоваться с Сергеем.

Готовясь к отъезду, Семен поделился своими мыслями с Анфисой. Оказалось, что она думала точно так же. Радуясь тому, что скоро снова будут вдвоем, они условились покинуть станицу, как только заалеет восток. Семен боялся проспать. Не раздеваясь, он лег на лавку и попросил бабку Параську поднять его с первыми петухами. Старуха сквозь сон услышала крик полуночных петухов и приняла их за зоревых. За окном низко-низко плыла луна, в хате было светло, и старуха, решив, что уже наступил рассвет, разбудила квартиранта.

Улица была пуста. Над станицей стоял шум реки. Под горой распушенной ватой лежал туман. Семен подошел ко двору Тутариновых и в нерешительности остановился. В сарайчике под новой соломенной крышей шумно ударил крыльями петух и загорланил охрипшим, простуженным голосом. Семен вошел в сад. Деревья были объяты дремотным покоем. Вот и та груша, под которой он когда-то провел бессонную ночь. Тогда на земле так же рябили лунные блики и от ствола на землю падала тень. По-прежнему два пышных деревца сторожили Анфисино окно. Рама была чуть приоткрыта, блестело стекло. Семен подошел ближе, наклонился и увидел кровать, Анфису, ее сонное лицо, волосы на белой подушке. Из окна повеяло теплом… Семен тихонько постучал:

— Пора вставать.

Анфиса подняла голову и, еще ничего не понимая, испуганно посмотрела на Семена. Затем соскочила с кровати, проворная, в белой ниже колен сорочке, с распущенной косой. Стыдясь Семена, она спряталась за высокую спинку кровати и стала торопливо через голову натягивать юбку.

— Не разбуди батю, — шепотом сказала она, — иди за ворота и жди меня.

На бригадном дворе темнела бричка, нагруженная продуктами и сверху укрытая полостью. Возле ярма отдыхали быки. Из сарая вышел сонный сторож, посмотрел на небо, что-то читая по звездам.

— Ай, как рано явились, — сказал он. — До рассвета еще далече.

— А мы все равно поедем, — ответил Семен и стал подымать быков, которым не хотелось покидать нагретые места. — Я знаю, какая езда на этом рогатом транспорте… Пока доедем…

— Божья худобка, — проговорил сторож, помогая Семену запрягать. — Не езда, а одно удовольствие. Ни тебе вожжи, ни тебе узды. Садись и помахивай кнутиком, а выехал за станицу — ложись себе и зорюй. С дороги не свернут, не то что кони… Постой, постой, а ты знаешь — куда цоб, а куда цобе?

— Хитрость, папаша, небольшая.

Анфиса сидела на возу, подобрав под юбку босые ноги. Семен взял налыгач и взмахнул кнутом.

— Ну, вот я и казак, — сказал он, улыбаясь Анфисе.

Бричка выкатилась со двора. В ночной тиши гулко гремели колеса, пугая сонных, хрипло лающих собак. За станицей, по берегу реки, белела извилистая дорога, то теряясь в ложбине или в кустарнике, то снова появляясь на пригорке. Горы стояли совсем близко, и между ними блестел кусочек реки…

Семен повесил на рога подручному быку налыгач и, ухватившись рукой за его спину, по дышлу взобрался на бричку. Сел рядом с Анфисой, и она прижалась к нему, посмотрела в глаза… Ну, вот и сбылось то маленькое счастье, о котором вчера мечтали, — они сидели вдвоем на бричке, как могут только сидеть муж и жена, выезжая рано поутру на базар. А вокруг — ни души, лишь степная тишина, нарушаемая стуком колес, да в глубоком молчании дремлют холмы и курганы, а впереди узким полотном белеет дорога…