Савва шел к нему в грязных и еще не высохших сапогах, без рубашки. Он только что умылся и теперь вытирал упругое крепкое тело широким полотенцем. Он сжал руку Сергея влажными и сильными пальцами, пригладил ладонью мокрые, падавшие на глаза волосы и весело посмотрел на дом, откуда доносился детский плач.
— Семейство бунтует! — смеясь, сказал он. — Свой оркестр!
— Много их у тебя? — поинтересовался Сергей.
— Пока четверо.
— Почему — пока?
— Жду пятого. — Савва смутился, заметив на лице у Сергея улыбку. — Да хоть бы на пятый раз девочка родилась, а то одни хлопчики, как на заказ. И до чего ж крикливые.
— А ведь давно ли ты был холостяком?
— Давно, Сережа, давно. Помнишь… ты уехал учиться, а я женился. А потом война. Времени прошло немало.
— Значит, пока я воевал, ты готовил резервы?
— Хлопчики славные, — самодовольно проговорил Савва. — Заходи в дом. Я думал, что Хохлаков тебя не отпустит… Небось жаловался, меня поругивал. Дескать, сякой-такой, на фронте не был, пороху не нюхал. Любит упрекнуть. А когда я просился в армию, сам же кричал: «А кто будет в тылу победу ковать?»
Они вошли в комнату. Оказалось, что плакали два младших сына — оба пухленькие, головастые, с большими серыми глазами. Увидев Сергея, мальчики тотчас умолкли. Савва взял полотенце и вытер мокрые глазенки и щеки ребятишек, навел порядок и под их носами, а потом усадил за стол, где старшие сыновья ели молочную кашу.
— А вот и главная виновница, — сказал Савва, когда в дверях показалась его жена, Анюта, с пучком зеленого лука в руках. — Познакомьтесь… Ты, Сережа, мою женушку не знаешь. Она у меня хуторская… Анюта, а это тот самый Сережа. Помнишь, я о нем часто тебе рассказывал?
— Интересно, что он обо мне рассказывал? — спросил Сергей, пожимая маленькую и мягкую руку хозяйки.
— Будто ты в танке горел. А я не верила. Как же может железо гореть?
— Сережа, помнишь, в газетах о тебе писали? — пояснил Савва.
— Бывает, когда на войне и железо горит, — сказал Сергей, рассматривая жену своего друга.
Анюта была невысокого роста, и при ее полноте даже беременность мало что изменила в ее фигуре. Движения у нее были плавные, спокойные, говорила она тихо; глаза серые, веселые. К детям у нее была какая-то врожденная склонность. Казалось, она и родилась для того, чтобы быть матерью большого семейства. С детьми обращалась умело: одного возьмет на руки, другого приласкает, тому застегнет рубашонку, того поцелует.
Когда кончился обед и Анюта увела детей во двор, Сергей сказал:
— Завидую… Славная у тебя жена. Такая быстро в матери-героини выйдет!
— А ты не завидуй, а следуй моему примеру.
Сергей вспомнил Ирину, курган, залитый лунным светом, и ничего не ответил… Друзья молча прошли в соседнюю комнату, сели на диван и закурили. Савва посмотрел на друга и сказал:
— Ну, как тебе после военной жизни нравится наш, так сказать, глубокий тыл?
— Говоря по совести, не очень.
— Отвык?
— Нет, не отвык… Почему стоите на месте? Почему теряете золотое время?
— Не наша вина.
— А чья же?
— Ты слышал мой разговор с Хохлаковым? Разве убедишь?
— А зачем убеждать? Федор Лукич обвиняет тебя в чрезмерной мечтательности. И он прав. Ты мечтаешь, а надо действовать. Пойми сам, какой толк от твоих рассуждений? Не рассуждать надо о красивой жизни, а строить ее… Как? А очень просто. Начать с того, что составить пятилетний план Усть-Невинской и положить этот план на стол тому же Хохлакову. Да чтобы там было сказано все, и сказано точно: и что строить, и когда, и где, и сколько потребуется строительного материала, рабочей силы, чтобы в этом плане всем трем колхозам было отведено должное место, — тут и повышение урожая, и рост поголовья скота, и развитие садоводства, и строительство ферм, полеводческих станов, разведение птицы… Когда все это будет лежать на столе у Хохлакова, тогда можно вести не отвлеченный, а конкретный разговор. Тогда мы можем сказать: будьте любезны, Федор Лукич, рассмотрите наши предложения и утвердите. А не захочет, скажет, что все станицы должны идти в одном строю, мы пойдем в райком, к Кондратьеву. Если и там нас не поддержат, поедем в край, в Москву, а своего добьемся… А ты как думал? Тут одной мечтой ничего не сделаешь.
Савва опустил голову, задумался.
— Вот что, Савва, созывай назавтра заседание исполкома с участием председателей колхозов и бригадиров. Начнем обсуждать пятилетний план станицы. А то может случиться и так: пока ты будешь мечтать, соседи обгонят…
— Зачем же созывать исполком? — удивился Савва. — Давай сперва вдвоем сядем и напишем. Можно учителей пригласить, чтобы все это грамотно составить.
— Написать мы всегда успеем, — сказал Сергей вставая. — Раньше послушаем людей, что они скажут. Пусть и тебя малость покритикуют.
— За что?
— А за то, что до сих пор не обсудил этого вопроса.
— Да я и думал… — Савва не договорил. — А где бы нам собраться? Весь народ в поле.
— И соберемся в поле. В какой-нибудь полеводческой бригаде. Словом, ты все это обдумай.
— А кто сделает доклад?
— Обойдемся без доклада. Сделаешь небольшое сообщение. Важно, чтобы другие говорили.