Кавалер Золотой звезды

— Зачем же звонить? Вовсе не надо звонить.

— Ничего, ничего, — молвила девушка, вся пылая от счастья. — Одну секунду.

Девушка скрылась в коридоре, а Сергей отыскал кран, разделся по пояс и стал умываться. «Надо умыться и сменить рубашку, — рассуждал он, подставляя под струю холодной воды свою крепкую шею. — А то, чего доброго, эта Маргарита Федоровна явится передо мной каким-нибудь важным лицом, а я весь в пыли, как сатана». Такое сравнение Сергею понравилось, ибо уж слишком сильно загрязнился он в дороге, — и в уши и в ноздри набилось столько всякой липкой нечисти, что отмыть ее было не так то просто.

Старательно вымывшись до пояса, Сергей вытер холодное тело полотенцем и надел чистую верхнюю рубашку. Это была его любимая рубашка из белого полотна, сшитая еще до войны на манер горских бешметов: стоячий воротник, простроченный и вкось и вкривь, широкие обшлага на рукавах, круглые, величиной с горох, пуговицы, пришитые одна возле другой от самого подбородка до пояса, — словом, это была казачья рубашка, и к армейским бриджам, которые носил Сергей, лучшую подобрать было невозможно.

Рубашка была очень хороша, но только не висела на ней ни медаль «Золотая Звезда», ни орденские ленточки. Когда Сергей причесал мокрый чуб и стал сворачивать старую, изрядно запыленную гимнастерку, раздумывая, как бы ему разыскать нужную контору, из окна дежурки донесся звонкий голосок девушки: «Разбронировать пятый? Поставить цветы? И цветы будут, и занавески повесим! Все, все будет!» Сергей улыбнулся, услышав о цветах и занавесках. «А оно, пожалуй, и лучше спать в хорошем номере, да еще и на кровати с пружинами», — подумал он. После этого и девушка в белом переднике, и незнакомая ему Маргарита Федоровна, и даже дворник, который о чем-то расспрашивал Дорофея, показались людьми необыкновенно вежливыми, приятными. И Сергей был рад, когда дежурная снова подбежала к нему, блестя взволнованными глазами.

— Дорогой товарищ! — сказала она приятным голосом. — Дорогой товарищ, Маргарита Федоровна и я просим вас… просим вас.

Тут ее приятный голосок оборвался, нежно-голубые глаза расширились и помрачнели. Сергей заметил эту внезапную и странную перемену в лице девушки.

— А где звездочка? Об-бманщик… — проговорила она сквозь слезы. — Нету у нас номеров!

И ушла. Сергей долго смотрел ей вслед. «Забавно», — проговорил он, а что означало это слово, к кому оно было обращено и какой содержался в нем смысл, — никак нельзя было понять. «Да, очень забавно», — еще раз сказал он и пошел разыскивать контору.

Тут читатель должен быть предупрежден: мы не станем называть ту контору, куда направился наш герой, ее полным именем, а назовем так: Н-ская контора. Поступить так нас вынудили две причины. Первая причина заключается в том, что название этой конторы состоит из такого неудачного сочетания гласных и согласных звуков, что произносить его вслух очень трудно. Вторая причина имеет общественный характер. Дело в том, что в небольшом городе на склоне горы Машук, так сказать, в лермонтовских местах, удобно разместилась не одна контора: что ни особняк с садом и беседкой, увитой хмелем, то и контора по заготовке и сбыту всевозможного сырья, строительного материала, молока, шерсти, яиц, масла, кожи — словом, всего, что можно заготовлять и сбывать. Трудно сказать, были ли тому виной серные источники, или горный климат, или какой-нибудь другой природный фактор, только у подножия горы Машук приютилось изрядное количество краевых и межкраевых, союзных и межсоюзных контор; и если бы мы назвали одну из них и сказали, что наш герой пошел именно в эту контору, миновав все другие, нас обвинили бы в нечестности. Какой-нибудь почтенный управляющий, проживший в этом городе безвыездно лет двадцать, человек, без которого не обходится ни одно важное совещание у председателя горисполкома, вполне законно может сказать: «А почему Герой Советского Союза пошел в контору Терентия Игнатьевича? А почему не ко мне? Разве мое учреждение недостойно того, чтобы о нем написать в романе? У меня-то есть что и описать и показать, а у Терентия Игнатьевича, если говорить правду, квартальный план никогда не выполняется, да и в самой конторе нет никакого порядка. У Терентия Игнатьевича — это все знают — к посетителям нет должного уважения, жалобы маринуются, да и в кабинете не видно ни одного приличного дивана или ковра. А у меня контора, как часовой механизм!..» И пойдут управляющие и директора расхваливать и себя, и свои учреждения. А кому это интересно слушать? Так что уж лучше мы не будем называть контору ее точным именем, а скажем: Сергей пошел разыскивать Н-скую контору.