Кавалер Золотой звезды

Обычно в дневное время на «Медведе» находились те, кто помоложе, а ночь делили между собой братья Фоменковы и Семен с Никитой. Никита гордился тем, что его, молодожена, признали на сплаве человеком солидным, причислили к людям серьезным, которым можно было доверить ночное дежурство. Широко расставив ноги, Никита стоял с багром, держа его наперевес, как винтовку. У его ног сидел, отдыхая, Семен. Никита всматривался в темный поток воды и, поглаживая молодые усы, время от времени покрикивал:

— Ага! Еще одно чернеет!

Шлепался о воду багор, взлетали брызги. Никита управлялся и один. Бревно чернело, промелькнув мимо камня. Семен сидел и молча смотрел на шумящий в темноте поток. Река, окутанная мраком, казалась величественной и грозной. Семену невольно думалось, что этот черный ревущий поток вот-вот захлестнет их. В темноте с трудом можно было разглядеть подплывающее бревно. Днем его было видно издали, а теперь оно, точно подкравшись, выскакивало из воды почти рядом с «Медведем» и тут, чтобы вовремя направить каждое бревно на середину течения, требовались особая сноровка и ловкость. Иногда лес шел, как говорил Никита, «стадом» и тогда у гранитного островка возникали небольшие заторы. В такие минуты оба сплавщика принимались за дело и ворочали баграми с невероятным проворством, помогая воде унести все бревна. Затем, как правило, наступало затишье. Семен ложился на спину и отдыхал, любуясь звездами.

— Семен, а на свадьбу меня позовешь? — вдруг спросил Никита, продолжая наблюдать за рекой.

— Что это пришло тебе в голову? — удивился Семен. — О какой свадьбе говоришь?

— Да ты не скрывай. Я и сам недавно таким был. Тоже скрывал, скрывал, а люди все равно все узнали. Скажи, позовешь?

— Ну и чудак же ты, Никита! Если будет свадьба, то, конечно, позову.

— За это спасибо. А как же порешил с Анфисой? Увезешь ее от нас или тут останешься жить?

— Об этом еще ничего не знаю.

— А ты оставайся у нас. У нас здесь очень хорошо жить! Земля родит, вода. А такой красивой станицы, как Усть-Невинская, по всей Кубани не найдешь. Оставайся, хату мы тебе гуртом построим. Я первый подсоблю. И не один приду, а с женой. Лесу теперь у нас много, а саману наделаем. Я хоть и женился, а мне строиться не надо. Один я у батька.

Семен промолчал. Мимо плиты, разрезая темную воду, как щуки, пронеслись два бревна. Быстро вскочив, Никита успел толкнуть их багром. Потом снова присел к Семену. К этому светловолосому парню, вернувшемуся с фронта, Никита питал какое-то особенное уважение и доверие. Из рассказов Никита знал, что Семен побывал в Германии и еще в каких-то странах, и ему казалось, что такой бывалый солдат сможет ответить на любой вопрос. Поэтому Никита нет-нет да заговаривал с Семеном то о станице, то о себе, то об Анфисе. А однажды спросил:

— Семен, ты намного старше меня?

— Думаю, что старше. А зачем тебе?

— Так, поинтересовался. — Никита некоторое время молчал: — Да. Ты на войне был, чего там только и не видел. Значит, ты и знаешь больше, чем я.

— Может, больше, а может, и меньше. Смотря в каком деле.

— А скажи, отчего так бывает: когда я был неженатым — одно ко мне отношение, а женился — совсем другое?

— В чем же ты видишь это «другое»?

— Да во всем. Люди на меня смотрят по-другому. Сказать, поручение какое или еще что-нибудь важное. Я — комсомолец, и вот я скажу тебе правду. Раньше, бывало, наш секретарь совсем меня не замечал. Попросишь что-нибудь сделать, а он говорит: «Ты, Никита, за это дело не берись, не сумеешь». Больше всего я бывал на побегушках: то клуб убирал, то афишку расклею, то на собрание созываю… А теперь — в президиум меня избирают; кому первое слово в прениях? Никите Мальцеву. Задания всякие дают, особо какие трудные. По займу не всякий может толково рассказать или какое постановление прочитать колхозникам, — а мне это доверяется. Недавно меня агитатором на ферме назначили. Сам парторг Еременко подписал меня на газету «Правда», говорит: «Теперь тебе без газеты никак нельзя…» Вот журнал еще не выписал. А когда готовились ехать на лесосплав? Стали подбирать людей. Кого послать? Думали, думали и первого меня записали. «Поезжай, Никита, на тебя полная надежда». Или вот недавно. Почему Прохор выбрал меня в твою бригаду? Охотников было много, а Прохор на меня так серьезно посмотрел и сказал: «Никита подойдет, человек надежный». Отчего так, скажи?

— А очень просто, — сказал Семен. — Значит, заслужил доверие. Дорожить этим надо. Если б ты побывал на фронте, ты бы еще больше удивился. Там хорошее в человеке быстро замечают.

— Да я это понимаю… Или вот еще такой пример. Иван Герасимович Еременко беседовал со мной. Долго мы с ним говорили. «Готовься, говорит, Никита, в партию вступить». Дал мне Устав. «Прочитай, говорит, все, а тогда мы еще побеседуем». А ты член партии?

— Да, — ответил Семен. — Вступил на фронте.

— А скажи, — еще больше оживился Никита, — что наиважнее для члена партии? Мне это надо знать.

— Как тебе сказать… — Семен задумался. — Важнее всего, как я понимаю, быть всегда и во всем примером для других.

— Это я смогу.