– Озябла? – совершенно спокойно спросил у ней Хлопушка.
– Не хочешь ли согреться? У нас водка знатная есть, – предложил ей Косой.
Молодая женщина ничего им не ответила.
– Скоро приедем, успеешь согреться, – промолвил Чернов и стал хлестать лошадей.
Сказал он правду. Скоро вдали показалась какая-то деревенька, расположенная на крутой горе; они въехали в эту деревню и остановились около большой чистой избы, крытой тесом.
– Вот и приехали! – весело проговорил Чернов, выпрыгивая из саней.
Он стал стучать в оконце; на его стук ворота быстро отворились.
Мужик с окладистой рыжеватой бородой, в полушубке на плечах, с поклоном встретил приехавших.
– Добро пожаловать, добро пожаловать! – говорил он, широко отворяя дверь в избу и пропуская Чернова и его жену.
– Здорово, Гаврила, все ли у тебя приготовлено? – спросил у мужика Чернов.
– Все готово: горница вымыта, истоплена и прибрана.
– Ну и ладно!
Изба у мужика Гаврилы имела два отделения, переднее и заднее; в переднем обыкновенно Гаврила проживал со своей семьей только летом, а зимой передняя половина стояла пустой.
Василий Чернов был давно знаком с Гаврилой, который во всей деревне Марфино почитался за первого богатея. Чернов в трудную минуту занимал у него деньги. Гаврила охотно давал ему, помня оказанную Черновым услугу, а услуга состояла в следующем: Гаврила как-то раз уличен был в каком-то проступке. Хоть проступок его был и невелик, но все же его ожидала тюрьма. Василий Чернов стал хлопотать по его делу и совершенно «оправил» Гаврилу.
Гаврила это помнил и старался по возможности оказывать услуги Чернову.
Василий Чернов, задумав похитить свою собственную жену, не нашел лучше места припрятать ее, как у Гаврилы. От Марфина до города далеко, никто не догадается, что Надя находится в избе у мужика Гаврилы, под замком. Разумеется, Чернов предварительно побывал в Марфине и уговорился с Гаврилой, который и отвел для его жены переднюю половину избы.
– Вот твоя временная квартира, – сказал Наде Чернов, входя с ней в избу.
– Ты думаешь здесь удержать меня? – презрительно спросила она у нелюбимого мужа.
– Да, думаю.
– Что же, под замком держать станешь, как невольницу?
– Сама того захотела; волей ты ведь не шла ко мне.
– Так силой заставишь?
– И заставлю.
– Плохо же меня ты, Василий, знаешь! Нет такой силы, нет таких запоров, которые бы меня удержали.
– Посмотрим.
– Ах, Василий, как ты глуп! Как ты смешон!
– Что поделаешь, такой уж уродился!
– И долго ты думаешь держать меня в затворе? – совершенно спокойно спросила кавалерист-девица.
– До тех пор, пока ты не изъявишь согласия жить со мной.
– Ого! Долго же мне придется сидеть под замком!
– Сама виновата!
– Оставь меня, Василий, я спать хочу.
– А ужинать разве не будешь? – заботливо спросил Чернов.
– Спасибо, я сыта.
Выпроводив мужа, Надя заперла дверь на крючок и осмотрела свое новое жилище.
Передняя изба Гаврилы была довольно просторная и чистая; печь находилась за перегородкой, на стенах висели картины, в красном углу на полке стояли иконы, большой стол покрыт был белой скатертью. За перегородкой стояла простая дощатая кровать, покрытая стеганым одеялом, под пологом.
Осмотрев помещение, молодая женщина села к столу.
«Происшествие это напоминает мне французские романы, – думала Надежда Андреевна, – муж похищает свою жену, запирает ее в подземелье замка. Только Василий запер меня не в подземелье, а в избе. Жалкий человек! Воображает, что меня можно удержать, заставить вести семейную жизнь! Глупец, я не рождена для семейной жизни, и если я захочу что сделать, то сделаю; никакие преграды меня не остановят».
Легкий стук вывел ее из задумчивости.
– Кто стучит? – спросила Надя, подходя к двери.
– Я, я, – послышался за дверью голос Чернова.
– Что тебе?
– Если тебе, Надежда Андреевна, что потребуется, то постучи в стену, и к тебе придут.
– Хорошо. Какая предусмотрительность! – Надя засмеялась.
С дороги ее стал одолевать сон; она не раздеваясь легла на кровать и скоро сладко заснула.
Всю ночь ей снились хорошие, сладкие сны.
Кавалерист-девица видела себя во сне на ратном поле на лихом коне… Кругом ее смерть, ад, тысячи жертв, а она невредима… За храбрость и беспримерное мужество ее представляют к высочайшей награде.
XIX
Василий Чернов отпустил своих сообщников, предварительно рассчитавшись с ними.
Хлопушка и Косой в тот же день пропили все деньги, которые получили, и без копейки пешком вернулись в Сарапул.
Сам Чернов остался стеречь свою жену.
Утром Дурова проснулась очень рано; она привыкла вставать чуть не с петухами. Захотела она отворить дверь, но дверь из сеней была заперта на замок, а ключ хранился у Чернова.
Молодая женщина не стала стучать, а подошла к окну и стала в него смотреть. Только что забрезжил свет; в деревне была тишина; крестьяне, пользуясь свободным временем, не торопились рано вставать, чтобы не жечь зря огня.
У Нади явилась мысль вышибить двойные рамы и уйти.
«Но куда я уйду? – рассуждала она. – От деревни до города далеко… Теперь не лето, замерзнешь как раз, а то волки растерзают… Нанять подводу – пожалуй, со мной никто не поедет».