Тогда вошло сорок милиционеров. Это была стража, которая всякий вечер окружает и охраняет дом князя. Расставлены были часовые; другие столпились вокруг человека, державшего барана.
Подали сигнал. Толпа раздвинулась, чтобы оставить бойцам свободное поле.
Николай, слуга молодого князя или, лучше сказать, его нукер, никогда его не оставлявший (ночью ложится у его дверей, и с утра до вечера не теряет его из виду), схватил черного барана за рога и оттащил его почти на десять шагов от рыжего соперника. Хозяин рыжего долго ласкал, гладил, обнимал его, потом поставил напротив черного барана.
«Бойцов» принялись воодушевлять криками. Но они не нуждались в одобрениях: почувствовав себя на свободе, они бросились друг на друга, как два рыцаря, коим ратные судьи открыли барьер. Они сошлись в центре арены и сшиблись лбами, раздался сильный и глухой удар, похожий на тот, какой, вероятно, производила древняя машина, носившая также имя «барана». Оба бойца присели на задние ноги, но не отступили ни на шаг. Потом сами возвратились на прежние места, оберегаемые их хозяевами, — черный — подняв голову, рыжий — потрясая ушами.
Нижний круг, состоявший из милиционеров, всех слуг этого дома и посторонних зрителей, стал сдвигаться к хозяину рыжего барана: это движение ушами показалось им дурным предзнаменованием. Двор с того места, где мы находились, т. е. с господствующей точки, выглядел очень живописно.
Среди прохожих, случайно забредших сюда, находился и погонщик с тремя верблюдами; верблюды, вообразив, будто прибыли в караван-сарай, разлеглись, вытянув шеи, а их погонщик, взобравшись на один из вьюков, нашел себе таким образом самое лучшее место для обозрения столь дорогого представления.
Другие въезжали во двор на конях и, приветствуя князя, оставались в седле, наклоняясь иногда, чтобы лучше видеть. Татарские женщины, заключенные в покрывала, армянские — в длинных платьях, стояли молча, как статуи. Человек тридцать милиционеров в живописных костюмах, с ярко сверкавшим в лучах заходящего солнца оружием, застыв в наивно-артистических позах, составили цепь, за которую проскользнуло несколько детей и из-за которой кое-где выглядывала женская головка, более других любопытная.
Всего собралось около сотни зрителей — более, чем достаточно, чтобы прославить победителя и осмеять побежденного.
Говоря о побежденном, должен предупредить, что рыжий баран далеко не был посрамлен. Он тряс ушами, только и всего. Ведь можно затрясти ушами и не от столь сильного удара. Победа над черным бараном была весьма проблематична, баран рвался в бой так, что хозяину стоило большого труда удержать его.
Последовала новая схватка, раздался новый удар, сильнее первого. Рыжий пал на колени, но поднялся и попятился на шаг.
Превосходство и впрямь было на стороне черного.
Третья стычка убедила зрителей, что это превосходство стало бесспорным: рыжий баран затряс не только ушами, но и головой.
Тогда черный бросился на него и с невыразимой яростью наносил противнику удары в крестец, в бока, в лоб, когда тот поворачивался, и сбивая его с ног при каждом ударе рогами. Побежденный, утратив всю спесь, казалось, потерял и равновесие. Он метался во все стороны и ухитрился-таки выбиться из круга, но черный баран и там его достал. Партер приветствовал победителя громкими восклицаниями.
Толпа волновалась, следя за сражением или, лучше сказать, за поражением.
Но вот рыжий баран юркнул под какой-то экипаж. Этим он не только признал себя побежденным, но даже запросил пощады. В эту минуту на улице послышались первые звуки татарского барабана и грузинской зурны.
Настало гробовое молчание: каждый хотел убедиться, музыка ли это. Прислушавшись к мелодии, все удостоверились, что музыка приближалась. И бросились за ворота на улицу — двор мгновенно опустел.
Но скоро он набился пуще прежнего. У ворот показались два человека с факелами, сопровождаемые четырьмя музыкантами, а за ними еще два человека — тоже с факелами. Вслед шли три плясуна. И тут хлынула толпа, не только присутствовавшая при бое баранов, но и собравшаяся по пути следования плясунов по городу в дом князя. Плясуны, приблизившись к балкону, поклонились князю. Толпа прокричала «ура!» и обступила их.
Четыре факельщика расположились на самых удобных для освещения арены местах. Два плясуна держали в руках нечто, похожее на короткую, но тяжелую булаву, третий держал лук, натянутый посредством веревки в виде полумесяца, украшенной железными кольцами. Артисты своим бренчаньем аккомпанировали музыкантам. Два музыканта играли на зурне, остальные — на барабане.
Нет, я ошибся, говоря, что музыканты играли на зурне: играли-то оба, это правда, но играли по очереди.
Эта волынка страшно утомляет музыканта, дующего в нее; только одна грузинская грудь не устает дуть в свой национальный инструмент. Мы имели дело с татарской грудью, и хотя она тоже прочна, но все же зурначи вынуждены были сменяться.