Кавказ

Из школы он поступил в гвардейский стрелковый полк, один из самых блистательных и отборных. И там живость, ум, пыл, озорство вновь поставили Лермонтова во главе его сотоварищей. Он легко сочинял стихи о самых обыкновенных предметах своей лагерной или казарменной жизни. Эти сочинения, которых я не читала, так как они писались не для женщин, отличаются всей горячностью и всем сверкающим пылом. Так как он давал всем прозвища, то справедливо было, чтобы и он имел свое: общеизвестный тип, с которым он имел большое сходство, прибыл к нам из Парижа, откуда все к нам приходит. Этот тип был горбатый Майо. Лермонтова назвали Майо по причине его маленького роста и большой головы, что придавало ему некоторое сходство с горбуном.

Веселая молодецкая жизнь, которую он вел довольно размашисто, не препятствовала ему бывать в обществах, где он получал удовольствие кружить головки, оставлять их, расстраивать будущие браки, вмешиваясь в них с притворной страстью. Казалось, он старался доказать самому себе, что женщины могли любить его, несмотря на его малый рост и безобразие. Я имела случай слышать признания многих из его жертв и не могла не смеяться даже в лицо над словами моих подруг, над оригинальным оборотом и комической развязкой, которые он давал своим дон-жуанским и даже злодейским экспериментам.

Однажды, помнится мне, вздумалось ему отбить одного богатого жениха, и когда, по отъезде последнего, думали, что Лермонтов готов заступить его место, родственники невесты вдруг получили анонимное письмо, которое заклинало их не пускать в будущем к себе Лермонтова в дом и рассказывало о нем тысячи мерзостей. Это письмо было написано им самим и с тех пор он не показывался в этом доме.

Тем временем Пушкина не стало. Лермонтов, раздраженный, как и вся русская молодежь, против дурной части света, натравливавшей соперников друг на друга, написал стихотворение, посредственное, но очень горячее, и адресовал его самому императору. В это время умы были возбуждены и поэтому поступок, естественный для этого молодого человека, был истолкован предосудительно. В результате начинающий поэт, вступившийся за погибшего собрата по перу, был посажен на гауптвахту, а затем переведен в полк на Кавказе. В конечном итоге, это несчастье, вызвавшее столько переживаний у лермонтовских друзей, принесло ему пользу.

Вырванный из среды бесцельной петербургской жизни, имевший перед собой строгую обязанность и постоянную опасность, перенесенный на театр постоянной войны, в новую страну, прекрасную до великолепия, принужденный погрузиться в самого себя, поэт вырос вдруг и сильно развился. До тех пор его опыты, хотя и многочисленные, не выходили из ряда обыкновенных; с этой минуты он трудился и по вдохновению и из честолюбия для того, чтобы представить свету что-либо капитальное, — свету, знавшему его только по ссылке, и который еще ничего не читал из его творений. Здесь надо провести параллель между Пушкиным и Лермонтовым — поэтами.

Пушкин — весь порыв, весь — всплеск; мысль, вполне оформившаяся, выходит или лучше сказать, брызжет из его души и мозга. Потом он ее переделывает, исправляет и очищает, но она все-таки остается целой и совершенно определенной. Лермонтов же ищет, составляет, изобретает; рассудок, вкус, искусство указывают ему способы округлить свою фразу, усовершенствовать свои стихи, но первая мысль его всегда нестройная, неполная и истерзанная; даже ныне, в полном издании его стихотворений, встречается один и тот же стих, одна и та же идея, одно и то же четверостишие, вставленное в два совершенно различные произведения.

Пушкин сразу же отдавал себе отчет в подробностях и в целом самой короткой из отдельных пьес. Лермонтов же набрасывал на бумагу один или два стиха, какие ему приходили в голову, не зная, какое сделать из них употребление, и помещал их потом в сочинение, которому они, по его мнению, более соответствовали. Всего более он любил описание пейзажей; будучи сам хорошим пейзажистом, он дополнял живопись поэзией, но долгое время обилие предметов, производивших брожение в его мыслях, мешало ему привести их в порядок; только свободное время, и то урывками, на Кавказе доставило ему возможность совершенно владеть самим собой, а также — знание своих сил и стратегическую, так сказать, разработку своих разнообразных способностей; каждый раз как только он оканчивал, пересматривал и исправлял тетрадь своих стихотворений, он посылал ее к своим друзьям в Санкт-Петербург. Эта пересылка была причиной того, что мы должны оплакивать потерю некоторых из его лучших сочинений. Тифлисский курьер, часто преследуемый чеченцами или кабардинцами, подвергаясь опасности упасть в поток или в пропасть, переправляясь вброд, где иногда для спасения самого себя он бросает вверенные ему пакеты, утратил две или три таких тетради Лермонтова. В частности, это случилось с последней, которую Лермонтов послал было к своему издателю, но она затерялась, и у нас остались только наброски стихотворений, содержащихся в этой тетради.