Кавказ

16 октября по приглашению контр-адмирала Машина присутствовал на торжественном молебствии, бывшем по случаю начатия работ по углублению фарватера реки Волги верстах в 15 от Астрахани, оттуда в сопровождении старшего чиновника особых поручений начальника губернии Бенземана, адъютанта военного губернатора Фермора и нескольких охотников отправился на охоту для осмотра обширных рыбных ловлей Учужной конторы, откуда возвратился в Астрахань на частном пароходе и ужинал у г-на управляющего губернией; 17 числа утром на казенном пароходе «Верблюд» в обществе военного губернатора и лиц, сиим последним приглашенных, отправился вверх по Волге в имение калмыцкого князя Тюменя, где провел 17 и 18 числа в осмотре быта калмыцкого народа, их народных плясок, разных увеселений и конских скачек, откуда возвратился в Астрахань на 19 число. Утром 19 числа занимался описанием того, что видел и что ему было показано, обедал в своей квартире, а вечер провел у атамана астраханского казачьего войска генерал-майора Беклемишева; 20 числа по утру ездил в персидские лавки и покупал азиатские вещи, обедал у г. статского советника Струве, где провел и вечер; 21 числа утром писал письма в Петербург, Москву и Париж, куда также отправил по почте брошюру своих путевых впечатлений о России, обедал у лейтенанта Петриченко, с женой которого познакомился на пароходе «Верблюд»; вечером 21 и утром 22 числа занимался составлением путевых записок и приготовлением к поездке; окончив занятия, поехал с прощальными визитами к генерал-майору Беклемишеву и управляющему губернией, а в 4 часа пополудни выехал по частной подорожной, взятой в Астрахани, в г. Кизляр, откуда намерен проехать через укр. Темир-Хан-Шуру, Тарки, г. Дербент, креп. Баку, г. Шемаху, Елизаветполь в Тифлис. По этому пути астраханский военный губернатор снабдил его открытым предписанием на взимание безопасного конвоя; путь же этот избрал г. Дюма потому, что по позднему осеннему времени или по иным причинам ни один пароход не мог в скором времени отправиться в море.

Как при прежних посещениях иностранцами г. Астрахани, так, в особенности, и при этом случае управляющий губернией г. статский советник Струве старался оказываемым вниманием привлечь этого иностранца к себе для удобнейшего за действиями его надзора и во избежание излишнего и, может быть, неуместного столкновения с другими лицами или жителями, ежели и случалось, что г. Дюма бывал в другом обществе, то никогда иначе как в сопровождении особого от управляющего губернией чиновника или полиции, и все это устраивалось весьма благовидно под видом гостеприимства и оказываемого внимания.

Во время нахождения г. Дюма в Астрахани он вел себя тихо и прилично, но заметно разговоры его клонились к хитрому разведыванию расположения умов по вопросу об улучшении крестьянского быта и о том значении, какое могли бы приобрести раскольнические секты в случае внутренних волнений в России. Я узнал от статского советника Струве, что он отказал г. Дюма в выдаче заграничного паспорта потому, что г. Дюма перед отъездом заграницу будет в Тифлисе, где и может получить заграничный паспорт от наместника кавказского.

Кроме сего, имею основание думать, что управляющий губернией об образе мыслей и любимых предметах разговора г. Дюма поставил в известность наместника кавказского, так как узнал я, что от статского советника Струве отправлена на этих днях эстафета в Тифлис, а по наведенным мною в разных его канцеляриях справках по делам в отправлении эстафеты к наместнику кавказскому не представлялось никакой потребности, и об ней не имеется нигде официальной переписки 26 октября 1858 г. № 12, г. Астрахань».

Итак, десять документов, изложенных на шестнадцати страницах. Эти документы не полностью отражают все этапы наблюдения за Дюма: нет например, никаких сведений о его поездке по Кавказу. Но даже в таком урезанном виде они очень ценны, ибо в первую очередь полностью подтверждают содержание книги Дюма «Впечатления о поездке в Россию» и его писем, отправленных с берегов Волги в Париж (одно из них подробно цитирует Моруа в «Трех Дюма»). То, что сухо и кратко протоколировали жандармы, Дюма рассказал красочно, интересно и живо. Его книга о поездке по России так же верна и достоверна, как и «Кавказ». Но это уже тема иная.

Велось ли жандармское наблюдение за спутниками Дюма, которых российские полицейские именовали Моне и Колино?

В документах фонда III отделения никаких упоминаний о них обнаружено не было. Иными словами, за Муане и Калино наблюдения не велось и они не могли быть в числе жандармских агентов, приставленных к писателю.

Вернемся к статье С. Н. Дурылина приводящего слова некоего адъютанта А. М. Дондукова-Корсакова, сказанные якобы спустя около четверти века после поездки Дюма: будто, чтобы развлечь француза, Дондуков-Корсаков приказал разыграть нападение на Дюма. Проверить достоверность этой информации невозможно. Скорее всего тут речь идет о мистификации в угоду предрассудкам, сложившимся вокруг имени Дюма.