Кавказ

В стремлениях обособляющейся части грузинского общества есть немало внутренних противоречий. Представители этих настроений, с одной стороны, глядят в прошлое, увлекаются своеобразной дилетантской археологией, нервно дорожат костюмом, кинжалом, архитектурой и всякими внешними формами с племенным отпечатком, с другой же — хотели бы распространения на Грузию общероссийских учреждений, т.е. суда присяжных, земства, университетов и иных высших учебных заведений; с одной стороны они стоят за неприкосновенность грузинского языка, с другой — за марксистскую классовую борьбу, отрицая значение языка и традиций. Эти различные мнения выдвигаются различными группами интеллигенции, спорящими между собой, но обыкновенно объединяющимися в общей струе центробежных стремлений; зачастую же совершенно противоречивые тенденции уживаются в одном и том же лице, свидетельствуя о путанице понятий.

Грузины — одновременно народ неполитический и вместе обладающий склонностью к нервным ощущениям, даваемым театральными сторонами и спортивными формами политической борьбы. В изложенном, на первый взгляд, как будто содержится противоречие. Но дело в том, что нервная склонность к политике еще не есть призвание, венчаемое успехами. Строго говоря, названия «политического народа» наиболее заслуживают лишь германцы, в особенности же их англо-саксонская отрасль: там народоправство работает ровно , почвенно, успешно, причем общество почти сливается с правительством; большинство прочих народов нуждаются в сильной центральной власти и в административном строе, потому что их граждане либо не так умеют «спеться», либо равнодушны к политике, либо слишком нервны (почти все южане). Народ «политический» может быть мелким и буржуазно-пошлым (например, голландцы и т.п.), а «неполитический» — великим, как, например, русские. Вопрос тут не в духовном уровне, а в степени, так сказать «сцепления атомов» данного народа. С этой точки зрения большинство южан могут быть сравнены с газообразными телами…

К сожалению, не только обособляющимся, но всем вообще интеллигентным грузинам сильно не хватает дальновидного племенного патриотизма , продуманного плана действий для доставления своему народу заслуженно-привилегированного положения в Российской империи. Последнее достигается обыкновенно либо с оружием в руках, либо добром ; грузины же склонны к третьему, весьма неудачному образу действий: они нередко совершенно зря «дуются», фрондируют — и тем портят свои дела, на радость прочим кавказским конкурентам. А у грузин огромные данные для успеха: они симпатичны русским людям , исповедуют государственную религию, легко приспособляются (при желании) к разным условиям. Они могли бы занимать у нас, если бы хотели, видные места и влиять на общероссийские дела. И вот, не хватает ни выдержки, ни дальновидности…

Всякому, не только относящемуся к этнографической самобытности своей, но даже самому простому хозяйственному или экономическому вопросу, сопряженному с выборной агитацией, речами, баллотировкой и т.п., грузины склонны придавать острый характер политики.

Очень колоритную, характерную картину представляли собой еще весьма недавно выборы в правления дворянских земельных банков, тифлисского и кутаисского. В шумной борьбе участвовала вся более или менее интеллигентная Грузия. В зрительной зале театра грузинского дворянства произносились речи, за которыми следовал невообразимый гам рукоплесканий, протестующих криков; из лож, занятых экспансивными внучками строгих и чопорных некогда грузинских матрон, сыпались цветы, раздавались истеричные возгласы. Ораторы схватывались порою за оружие, но, к счастью, в ход его не пускали. Ярая вражда, однако, широкой волной разливалась далеко за пределы банковских заседаний и интересов. Особенной непримиримостью отличалась партия «мачабелистов», названных по имени князя И.Г. Мачабели, впоследствии пропавшего без вести. Тут приплеталось и привходило все: и дамские грешки, и соревнование литераторов, и отголоски старой феодальной вражды между отдельными «ущельями», быть может, именно последний элемент так и обостряло прение по вопросам о «заемщиках», «директорах», «ревизионной комиссии» и т.п. Так или иначе, и вражда и формы борьбы носили истинно корсиканский характер: у борющихся возникал в голове и неискоренимо утверждался там особый «зайчик», пункт помешательства, искривляющий целое миросозерцание, целую нервную систему, целую жизнь… Устранив или, по крайней мере, сильно смягчив резкие формы банковской борьбы, русская власть оказала огромную услугу грузинскому обществу, крайне нуждавшемуся в успокоении; необходимо прибавить, что пока грузины посвящали время, средства и силы этим усобицам, гангрена армянской эксплуатации все успешнее разъедала их благосостояние.