Кавказ

Чтобы не быть голословным в этом указании, приведу несколько примеров. Выше я уже указал, что статья, полная издевательств над одной из древних православных святынь, была пропущена цензурой, а мне не было дозволено в газете «Кавказ» ответить, как следует, на эту мерзость. У меня хранится оттиск статьи, в которой русская женщина призывала своих тифлисских соотечественниц к бережливости, к отказу от излишней роскоши и сомнительного кредита и советовала беречь служилую честь и достоинство мужей, отцов и братьев. Статья была запрещена, потому что могла бы раздражить местных тузов, которым успешность такой проповеди была бы некстати. Предлогом к запрещению этой статьи и многих других было недопущение так называемой расовой нетерпимости, хотя об армянах там не было сказано ни слова[7]. Расовая «терпимость» цензуры не помешала ей, однако, разрешить тифлисскому уличному листку пошлый пасквиль на магометанство. Какой-то местный наемный разбойник пера написал, что Магомета силой толкнули в ад. Написано это было не зря , а с явной целью вызвать беспорядки. На площадях и базарах в день выхода этого номера представители армянской черни, как-то сразу осведомленные, дразнили этой статьей местных мусульман. Возбуждение последних дошло до такой степени, что местами люди хватались уже за кинжалы; начальник края был в отъезде, и высшие представители мусульманского духовенства заявили его помощнику, что не отвечают за спокойствие своей паствы.

Только благодаря последнему обстоятельству цензура дозволила мне дать очень резкую отповедь негодяю, бессмысленно бросавшему в толпу грубые издевательства над чужой верой.

Для характеристики положения вещей добавлю, что автором статьи был деморализованный от бедности грузинский дворянин, прервавший свою «литературную» карьеру тем, что убил человека из засады, не поделив с ним какой-то свиньи. Армяне-плутократы прикармливают таких людей и, так как их интеллигенция к писательству неспособна, то они широко пользуются услугами продажных иноплеменников, в том числе местных и столичных русских. Указанный герой что-то очень долго был судим, написал в промежутке между инстанциями трогательную статью в «С.-Петербургских Ведомостях», был сослан, но затем, по чьему-то сердобольному ходатайству, помилован и теперь опять поучает тифлисскую публику нравственным принципам.

Боюсь отвлечься в сторону и впасть в личные воспоминания, но не могу удержаться от того, чтобы рассказать маленький факт, свидетельствующий о культурном уровне местных, с позволения сказать, писателей, питающихся из армянского корыта. Как-то перед Рождеством задумала группа местных городских учительниц устроить елку для бедных детей и печатно обратилась за пожертвованиями. Казалось, следовало поддержать начинание этих милых, самоотверженных тружениц. Однако, упомянутый выше герой, в угоду каравансарайским купцам, не желавшим жертвовать на это дело, выступил со следующим убийственным возражением: «В основе устройства елки для бедных лежит доброе христианское чувство, но энергия и деньги расходуются, извините за грубость, на глупости. К чему такая трата мирра: не лучше ли было продать его и раздать нищим. Это слова Спасителя весьма уместны в данном случае».

Фельетонист армянствующей газеты приписал Христуслова Иуды. После этого выражение «иудина мораль» вошло в Тифлисе в пословицу.

С армянской печатью творилось нечто невообразимое. Например, газета «Ардзаганк» систематически издевалась над всем русским, о чем я получал лишь отрывочные сведения.Честного переводчика в Тифлисе нельзя достать на вес золота. Наконец, я случайно нашел такого господина, конечно, не из армян, который доставил мне перевод очень щекотливой проповеди его святейшества, католикоса Мкртыча I, и кое-какие другие нескромные признания армянского «патриотизма»[8]. Как только я напечатал эти вещи, взвыла не только армянствующая печать, но и цензура. Газеты, печатающиеся русскими буквами, назвали меня tradittore, — предателем, как будто я кому-нибудь присягнул никогда не переводить щекотливых вещей, печатающихся в армянских газетах, которые, стало быть, считают себя подпольными?! Цензура же настаивала на неточности помещенного у меня перевода и защищала вообще газету «Ардзаганк».

Впоследствии точность перевода была констатирована компетентным лицом, занимавшим официальное место, газета «Ардзаганк», клерикально-революционное направление которой дошло потом до крайних пределов, была окончательно запрещена через год. Упомянутый же переводчик совершенно исчез с моего горизонта… Он боялся, и не без основания, что его прогонят со службы, хотя служил он в русском правительственном учреждении…