Кавказ

Однажды мне пришлось быть свидетелем такой сцены: нахальный армянин в утрированно-модном костюме пристал, по местному обычаю, на людном месте к русской даме, которая страшно растерялась и готова была расплакаться, как вдруг на помощь ей нежданно явился простолюдин, оказавшийся, судя по выправке, отставным солдатом. Он сбросил армянина с тротуара и закричал на него:

— Ах ты, армяшка эдакий! Чего госпожу беспокоишь?!

Мгновенно, точно из-под земли, выросло несколько рассвирепевших армянских патриотов, которые обступили солдата с угрозами и закричали в один голос:

— Как ты смеешь оскорблять целую нацию!

Солдатик презрительно усмехнулся:

— Нация!? А где твой флаг?

Этот простолюдин, прошедший воинскую школу чести и здравых понятий, проявил неизмеримо большее понимание дела, чем даже многие журналисты и бюрократы, путающиеся в терминологии и смешивающие понятия племени и нации. В Российской империи племен много, а нация может быть только одна, потому что она обусловливается именно флагом, т.е. символом государственности. Так основательно учит новейшая государственная наука — и незнакомый с нею по книгам русский солдат в верном сердце своем нашел вывод, до которого доселе не могут додуматься многие мнимо интеллигентные люди.

До какого духовного величия доходит кавказское воинство в строю, — об этом вряд ли нужно распространяться. Достаточно вспомнить первые времена покорения Кавказа, когда горсть наших гренадер творила буквально чудеса и держала в страхе миллионное разноплеменное население края. На каждом шагу можно проверить живучесть этой традиции и вместе удивительную силу дисциплины. Достаточно указать, например, часового во время взрыва в одном из батумских фортов: ожидая почти верной смерти, этот достойный воин не сошел со своего поста, потому что лица, могшие его сменить, погибли во время катастрофы; он дождался, согласно уставу, Монаршей телеграммы.

Поразительную картину представляли русские солдаты также в 1895 году в Кутаиси, во время еврейского погрома. Они стояли шеренгами, с заряженными ружьями в руках; из многотысячной толпы в них летел град камней; то один, то другой солдатик, раненый камнем в голову, падает, ряды смыкаются, раненого уносят, а солдаты стоят, как изваяния, бледные, недвижные, со строгими лицами; руки нервно вздрагивают, но нет приказа стрелять, — и войско выдерживает характер; только благодаря этой выдержке порядок был восстановлен без серьезного кровопролития.

Конечно, нравственный уровень кавказских полков, всегда высокий, испытывает некоторые колебания в зависимости от местности, где они стоят; такие развращенные города, как Тифлис и Баку, влияют неблагоприятно, но это влияние не идет далее оттенков и вглубь не проникает. В офицерском быту встречаются единичные случаи шумного бражничества, неумеренной игры или неуместной вспыльчивости, жизни выше средств, податливости на приглашения в дома разжиревших мошенников; но все это, несомненно, исключения, и притом более редкие, чем в любой чужеземной армии и даже чем в других частях нашего войска. И в быту, т.е. в образе жизни, и в характере нашего кавказского воина есть нечто монашеское : много мелкого, будничного, ничем не вознаграждаемого, но тем более трудного самоотречения , постоянная победа над прихотями , жаждой удовольствий и молодым тщеславием, во имя более высоких начал. Жалованье ничтожное, а жизнь непомерно дорога и с каждым днем искусственно дорожает, не только в Тифлисе, но и в медвежьих углах Закавказья, опутанного всесильною армянской стачкой. Денщики нянчат офицерских детей и гладят юбки офицерских жен, товарищи выручают друг друга, и в полковых семьях живется небогато, но не грустно и даже не скучно.

Высоким духом, проникающим эту благородную среду, отличаются, конечно, наиболее именно строевые офицеры, истинно типичные представители кавказской армии. Люди с «учеными воротниками» и значками, занимающие должности административные или вообще чиновничьи, в особенности же сопряженные с вопросами о торгах, подрядах и т.п., стоят, как и везде, иногда нисколько ниже. Закваска кавказской армии в таких отдельных людях заметно слабеет; наряду с этим соблазны, направленные против них, принимают форму систематической осады, — и натиск их бывает так силен, что кое-кому не удается устоять. В Тифлисе можно порой встретить и человека с пером, и юриста, и техника-строителя, которых офицерские погоны не удержат от грехов перед службой государевой и личным достоинством русского человека. Конечно, такие единичные примеры не могут набросить тени на кавказскую армию, так как «в семье не без урода», да и люди указанного типа не принадлежат по существу к этой благородной семье.