Упомянутый грузин крайне затруднился бы определить, сколько кулов он опорожнил; но он мог утвердительно сказать, что находился в том блаженном состоянии, в котором истый любитель выпить следует правилу Евангелия, предписывающему: «любить своего ближнего, как самого себя». А потому, видя своего ближнего прогуливающимся по снегу, с тросточкою в руке, он приблизился к нему и начал с того, что произнес «гамарджоба», что значит «да будет с тобою победа». Князь отвечал «гагимарджос», т.е. «и с тобою также». Но так как князь знал по-грузински только эти два слова, то он спросил всадника, не говорит ли он по-русски.
— Да, немного, — отвечал грузин.
И завязался разговор.
Грузин ходит всегда с открытой душой и открытым сердцем, а потому он и начал рассказывать о себе, ничего не тая.
Это был мелкопоместный дворянин, каких множество в Грузии с тех пор, как исчезли знатные; у него была одна лошадь и шесть или восемь десятин земли. Он был приглашен на свадьбу в горы и возвращался оттуда. Перед отъездом выпили как следует, после чего он поехал в Тифлис.
Князь не прерывал его; потом, когда он кончил, сказал ему:
— Друг мой, вы должны оказать мне одну услугу.
— Какую? — спросил грузин.
— Вы должны дать мне напрокат свою лошадь, до Ананура. Остается восемь или десять верст, для вас это ничего не значит, потому что вы не утомлены, тогда как я уже сделал пешком десять или двенадцать верст.
— Отдать напрокат? Как вы можете так говорить? — произнес грузин. — Разве только уступить вам, — извольте!
И он слез с коня, напевая грузинскую песню, смысл которой тот, что брат брату всегда должен помогать.
— Нет, нет, — сказал князь, вынимая из кармана десятирублевую бумажку и пытаясь заставить грузина принять ее.
Грузин отвернулся от нее с величественным жестом, передавая князю одной рукою поводья, а другой поддерживая стремя:
— Сделайте милость, садитесь, — сказал он.
Князь знал, что когда грузин предлагает, то от чистого сердца, а потому сел на коня и поехал шагом подле хозяина.
— Что вы делаете? — спросил его грузин.
— Разве не видите, — отвечал князь, — что я хочу быть в вашей компании.
— Мне не нужно вашей компании, а вам нужен хороший камин и стакан вина. Скачите прямо в Ананур, и через час вы будете там.
— А ваша лошадь?
— Вы оставите ее в какой-нибудь лавке и скажете: эта лошадь принадлежит грузину, который остался позади и идет пешком. Вот и все.
— Стало быть, вы позволяете?
— Разумеется.
Князь не заставил его повторять и поехал так скоро, как только дорога позволяла лошади скакать. Через час, действительно, он был в Анануре.
Там ожидал его обед, там весь гарнизон был в строю, там он нашел все почести, достойные его звания.
Князь сел за стол, велев поджидать грузина и дать его лошади двойную порцию овса. Потом он стал обедать так, как подобает человеку, преодолевшему двенадцать верст пешком и десять верхом.
За десертом дверь тихо полурастворилась, и он увидел веселое лицо грузина, предшествуемое носом, служившим ему маяком.
— А! Это вы, добрый друг мой? Садитесь, ешьте и пейте.
Грузин пробормотал несколько слов, сел за стол и начал есть и пить. Он ел целый час, пил два часа и все-таки не вставал. Но когда князь встал, грузин также последовал его примеру.
Князь был утомлен и желал отдохнуть, но грузин хотя и встал, но не трогался с места. Князь взял его за руку и пожелал ему доброго вечера. Грузин дошел до дверей и остановился. Было ясно, что он хотел сказать князю что-то, но не решался.
Князь подошел к нему.
— Скажите откровенно, — спросил он его, — вы хотите мне что-нибудь сказать?
— Да, ваше сиятельство, я хотел сказать то, что когда мы встретились, я принял вас за бедного русского офицера, мне равного, и отказался от денег, которые вы мне предлагали; но теперь, узнав, что вы князь, большой барин и богатый, как падишах, то мне кажется, это уже совершенно другого оборота дело, и я могу получить от вас какое-либо вознаграждение.
Князь нашел требование справедливым и вместо десяти рублей дал грузину двадцать.
Мы рассказали эту историю потому, что находим ее прекрасной в своей простоте и точно рисующей нравы этой страны.
Я уже говорил о дороге от Тифлиса до Владикавказа и обратно, пересекающей Кавказ во всю его ширину, причем повторил следующую поговорку:
«Можно было бы вымостить рублями дорогу, ведущую от Тифлиса до Владикавказа, если бы собрать все деньги, издержанные на нее».
В Пасанауре начинается новая дорога, которая должна выходить прямо на Казбек, оставляя в стороне Кайшаур и Коби, т. е. две станции, на которых или, вернее, между которыми бывают завалы. Трудно было бы сказать, сколько лет строится эта дорога, протяженностью всего лишь в пятнадцать или восемнадцать верст. Вероятно, эта дорога совсем разрушится с одного конца, пока будут оканчивать другой. Если когда-нибудь строительство этой дороги завершится, то она будет широка, ровна и удобна, будет извиваться посреди гор не такой уж страшной высоты; подъемы будут не круты и, следовательно, не будут представлять большой опасности от снежных завалов и падающих каменьев.