Кавказ подо мною

Ехать навстречу черкесам было не то чтобы сыкотно, но передёргивало. Должно быть от утренней свежести, или от страха умереть от холеры. Марат не подвёл, не зря он с ним беседы проводил, у того самого злополучного куста на броде через ручей, где вчера свалился со Слона, был разъезд из десятка черкесов. Заулюлюкали, и половина умчалась за поворот дороги, а впятером, не спеша, поехали навстречу генералу. Петра Христиановича узнали и даже спешилось пару аскерчи, но Брехт не дал им к себе подойти, вытянув руки, остановил черкесов и, изображая глухонемого стал пальцем тыкать в себя и куст:

– Марат. Пщышхуэ.

Абреки закивали и вновь сделали попытку подойти, за уздечку должно быть Слона придержать, помогая слезть большому начальнику.

– Стоять! Марат! Пщышхуэ! – Черкесы отпрянули, обиделись и отошли от Брехта. Тот перекрестился, хоть и атеист.

Марат с целой толпой всадников появился минут через десять. Тоже спрыгнул с коня и навстречу обниматься бросился.

– Стой! Марат, стой, остановись. – Брехт спрыгнул со Слона и вытянул руки вперёд, замахал ими крест накрест.

– Что случилось Петер? – остановился всё же князь.

– Вы подходили к Решту?

– Ты боишься заболеть?! – Понял Карамурзин и хлопнул себя по груди, – Ты молодец, Петер. Всё правильно сказал Мир Мустафе-хану. А он правильно сделал, тебя послушав. Нас встретили дозоры у Решта и отправили в обход. Там в лагере много мертвецов, я смотрел со стен города потом. Мы один день отдохнули и поспешили тебя догонять, догнали. Очень спешили.

– А пушки у вас откуда? – Брехт пока радоваться не спешил. Три с лишним тысячи человек у Марата, если хоть один пожадничал и смотался в лагерь курдов или коня отбившегося прихватил, то начнётся такое, что мама не горюй в их многонациональном войске.

– Да какие пушки. Шесть штук взяли в городке Киви в Ардабильском ханстве. Там войск не было толком, они нам сами ключ от города принесли, брать нечего, нищета, вот шесть старых пушек забрали и два десятка старых ружей. Наиб – главный у них в городке, говорит, что хан с войском в три тысячи человек заперся в городе Ардебиль – это столица ханства. Вот там говорит тридцать пушек. А ещё говорит, что их правитель Насир-хан, с радостью перейдёт под руку русского царя, так как враждует с персами. Они всегда враждовали с каджарами, а нынешний шах из этой династии.

– Остановись, Марат. Доберёмся ещё до Ардебиля, ты скажи про холеру, ну болезнь, что сгубила войско курдов у Решта. Вы ничего не брали у лагеря. У твоих воинов нет поноса. Никто в обморок не падал.

– Нет, Петер у нас дисциплина, как ты любишь говорить, никто к больным не подходил.

– А коней отбившихся не ловили?

– Мы за несколько ваших вёрст обошли лагерь и никаких коней не видели. Пойдём уже в ваш лагерь. Я видел карту, ты хочешь захватить Ахру?

– Я хочу захватить Ахру, но в лагерь мы не пойдём. Дай команду своим воркам и пщы, пусть обойдут каждого и зададут вопрос про понос. И пусть воины ответят честно. Эту болезнь не вылечить, и умрут все твои люди, а потом и мои.

– Хорошо. Стыдно спрашивать настоящего аскерчи про понос, но мы спросим, я видел со стены Решта, что случилось с курдами.

– Ну, и хорошо. Я здесь подожду.

Событие шестьдесят четвёртое

Информация и связи, а не булыжник и террор, – вот оружие современного пролетария!

Екатерина Казакова

Пётр Христианович промариновал черкесов сутки. Никуда Аббаскули-хан не денется. Да, даже если сам и денется, то и ладно. Город-то точно с собой не заберёт. А всё по тому, что понос был. Даже три. Перепугались все, а больше всего сами аскерчи, подвергшиеся медвежьей болезни. Их отделили от войска, отгородили забором из срубленных молодых деревьев и никого не пускали к засранцам. Брехт сам даже три часа ходил вокруг этого забора и смотрел, чтобы родичи всякие не лезли к карантину.

Температуры у парней не было. В обморок они не падали. А потом ещё и оказалось, что все трое едят вместе. Мяса пережрали. Жирного, курдюк барашка товарищам достался. Пётр Христианович так за эти сутки перенервничал, что час орал на собравшихся офицеров, ханов, князей и прочих разных беков.

– Зря мы ушли из-под Решта, – закончил он накачку, – нужно было остаться и смотреть, как умирает десять тысяч человек. Бляха муха. Чтобы поняли, какая это страшная болезнь. Это даже хуже чумы, она заразней. И нету лекарств, и кто лечить будет, тот тоже заболеет и умрёт.

– Да, поняли мы, Ваше Превосходительство. – Генерал Попов за всех ответил и страшным своим отрубленным носом швыркнул в себя. – Говнецом попахивает. И тут больные?

Народ вскочил и стал друг на друга с ужасом смотреть.

– Га-га-га! – трубно заржал атаман.

И отпустило Брехта, тоже засмеялся, разжалась пружина внутри, которую целую неделю в себе закручивал. Молодец Павел Семёнович. Народ попереводил друг другу и тоже смеяться начал, кто весело, а кто и крестясь троекратно.