Кавказ подо мною

— Отставить! — гаркнул, что есть мочи, Брехт. Угробят же ружья, там уже все нарезы свинцом забиты. Разорвёт к чёртовой матери. Ещё и сами без глаз останутся. Зачем ему двенадцать безглазых преподавателей физкультуры и шагистики.

Егеря услышали, вынырнули из очередного бело-серого облака и трусцой ушли на недосягаемое для врага расстояние.

— И что теперь, Петер-хан?! — попытался изобразить сердитость шурин. — Так нельзя вести переговоры.

— Подождём.

Событие тридцать первое

Переговоры без оружия что музыка без инструментов.

Фридрих Великий.

— Ваше превосходительство, да как же так! Это же переговорщик! Парламентёр. Это урон чести, — кинулся к Брехту ещё и майор Эрнст Георг фон Плеве.

Весело, и это говорит ему немец. Рассказать ему, что ли, о шести миллионов истреблённых евреев и двадцати семи миллионах граждан СССР убитых во время Великой Отечественной?

— Урон чести — это когда холощённый урод жирный обещает побить палками генерал-лейтенанта Российской империи. Если он может позволить себе оскорбить генерала и отдубасить его палками, то не есть ли это и оскорбление нашего Государя Александра Павловича? А ещё он обещал всех нас убить и кишки наши этой землёй набить, которую мы оскорбили своими сапогами из свиной кожи, — ладно, про кожу не говорил, но чего не усугубить-то? — Или вы майор стерпели бы оскорбление Государя и себя лично от этой жирной рожи кастратной?

— Кхм, — майор пыл наступательный унял. — Государя? Но он же переговорщик?

— Нет, он не переговорщик. Переговорщики выходят на переговоры, а этот вышел оскорблять меня, Государя императора, и грозился всех нас убить. Какие же это переговоры?

— Так, а что теперь делать? — почти все русские офицеры обступили генерала Витгенштейна.

— Говорю же, подождём. Можно, кстати, ускорить ожидание. Алексей Петрович, сможете попасть в жаровню на стене?

— С первого раза не попаду, так со второго точно, — подполковник уверенно кивнул, — Можно же и поближе пушки подтянуть, ответить им нам нечем.

Бабах! Эх, блин. Ядро ушло чуть правее жаровни и попало в пушку. Звону было, а потом ещё и грохот за стеной. И дым повалил. В пороховые заряды ядро отрикашетило. Тоже не плохо.

— Отставить. Теперь точно подождём.

Ждать долго не пришлось. Через десять минут вновь рубахой к ружью привязанной замахали. Брехт не пошёл. Ещё заикаться при нём начнёт парламентёр. Отправил Ширванского хана Мустафу. Там и переводчик не нужен. А для солидности, чтобы подчеркнуть, что операция проводится при союзе с Россией, отправил Ермолова. Подполковник огромный в своём красном мундире смотрелся очень внушительно. Особенно рядом с Мустафой и до метра шестидесяти не доросшим.

— Только безоговорочная капитуляция. Без оружия отпускаем только военных. И ни копейки с собой. Обыщем.

Вернулись не скоро. Мустафа долго махал руками, а Ермолов показывал кулак. Как раз с голову молодого пацана, что вышел из города в сопровождении мужичка в бурнусе или как эта шапка у муллы здесь в Азербайджане называется? Чалма?

По сияющей рожице Мустафы-хана было понятно, что до чего-то хорошего договорились.

— Кто этот молодой? — Брехт, сидевший на седле под деревом в тенёчке, встал при появлении парламентёров.

— Это Фатали-хан. Брат Селим-хана и Мухаммед-Хасан-хана, которого гусары убили три дня назад.

— Ого. Молодец фон Плеве. Ладно. Чего хочет этот хан?

— Он хочет, чтобы его поставили наместником в городе Шеки. И он готов принести присягу на верность Петеру-хану и Российскому императору, — радостно сообщил Ермолов.

— Что думаешь, Мустафа-хан? — не сильно Брехту это предложение брата нравилось. Знал немного историю предстоящей войны. Все до единого ханы, оставленные править в своих владениях, предали и Цицианова, и последующих всех губернаторов Кавказа.

— Он при первой же возможности нарушит клятву, — подтвердил его опасения хан Ширвана.

— И что предлагаешь?

— Согласиться, а потом всех его воинов и его самого убить.

— Кардинально. Поступим по-другому, — хотелось Петру Христиановичу спросить Мустафу хану, а сам-то он, как шах иранский с войском подойдёт к Куре, не переметнётся на вражескую сторону? Другой дороги нет ведь к границе. Там есть ещё Бакинское ханство, но в этом году Брехт присоединять его не хотел. Как бы не подавиться. У него нормальных войск, которые точно не предадут, и тысячи нет. И связи с Цициановым пока нет. Хоть голубиную почту заводи.

— Как по-другому? — явно не обрадовался правитель Ширванского ханства.

— Мы его и его воинов отправим с посольством в Санкт-Петербург к Государю императору. И он сообщит тому радостную весть, что Ширванское и Шекинскоое ханства пошли под руку России. Его там Александр Павлович наградит орденом и тебя, даже, может, как Мехти, генералом сделать. Как такое предложение? — Брехт специально на Мехти показал, у которого два ордена российских висело.

— Хотелось отомстить за отца, но я согласен на твоё предложение Петер-хан. Только скажи мне, если через месяц или два придёт огромная иранская армия, что мне делать?