Кавказ в огне. Хроники геополитической катастрофы

Постепенно разграбление военных складов принимало характер системной работы. При этом некоторые представители военного командования вели странные переговоры с местными экстремистами и делягами. После чего у генералов появлялись иномарки, а на места в войсковые части поступали указания следующего толка: самое главное жизни солдат, а не железяки, так что если придут захватывать склады, то не сопротивляйтесь.

Володька рассказывал о службе в начале девяностых в Армении. Когда стало ясно, куда все катится, в их дивизии обычный караул у склада заменили на спецназ. А у тех ребят таких понятий, чтобы не сопротивляться при нападении и беречь себя, как то не было. Есть боевая задача — выполняй. Вот и встретили они толпу бабуинов на грузовиках, приехавших за оружием, честь по чести.

Армяне попрыгали по канавам под огнём и начали обиженно орать:

— Э, вы чего? Мы с вашими командирами договорились!

Чем дальше, тем этот процесс входил все в новые стадии маразма. Перед юридическим развалом Союза республики стремились нахапать как можно больше оружия — ну, для добрососедских отношений с другими братскими республиками.

До сих пор не пойму, сдача оружия — это была местная самодеятельность или негласная политика Москвы, направленная на то, чтобы регионы захлебнулись в междоусобицах кровью? Но вооружение пока ещё незаконных армий шло активно.

Помню, в Азербайджане местные бандформирования хапнули целый полк разведывательных самолётов, которые не успели перекинуть на новое место базирования. А дальше стали приходить чуть ли не официальные указания — передавать технику нацменам.

За Володькой числилось несколько «бронеходов». Отдавать «свободным республикам» он их не собирался, но все шло к этому. Он поступил мудрее — сказал своим прапорщикам из местных, что не будет особо внимания обращать на разукомплектование. Через несколько дней эти БМП ушлые прапорщики обглодали полностью — как тушу тюленя, один скелет оставили.

Хорошо ещё мы ядерное оружие на Кавказе по доброте душевной не бросили — а то сегодня ни Баку, ни Еревана не было бы.

Многие наши вояки, брошенные и преданные, тогда, в начале девяностых, пустились во все тяжкие.

Аэродром Насосный. С него поднимается МИГ и перелетает на контролируемый националистами гражданский аэропорт Бина. Выяснилось, что лётчик загнал свою машину за две тысячи долларов. Что потом с ним стало? Поговаривали, что летал на службе у азербайджанцев бомбить армянские позиции, был сбит и расстрелян. Но, может, это слухи.

На местах наши армейцы все больше втягивались в межнациональные распри. Вроде бы даже в местах вооружённого противостояния наши вертолётчики за бабки летали и бомбили позиции противников тех, кто заплатил.

Трещала плоть советского государства. Рушились все основы. И даже государственные границы уже не воспринимались, как что-то нерушимое. В Нахичевани толпы местных жителей, видя, что пограничники не решаются стрелять, просто прорвали границу и хлынули в Иран — к своим братьям. Дело в том, что в Иране огромное количество азербайджанцев, и время от времени муссировался вопрос о Большом Азербайджане. Вот и рванули — присмотреться. Увидели невероятную по советским меркам нищету и вернулись обратно, решив, что с такими голодранными братьями не по пути.

Понятно, что Баку при такой окружающей тотальной энергии ядерного распада, долго в тишине не проживёт. Что все взорвётся. Грядущие хозяева республики придут брать власть.

В конце 1989 года я из Баку уехал.

А в начале девяностого поднялся мятеж…

Кровавая карусель

У нас прокуратура стояла на возвышенности. Через дорогу от нас была военная гостиница «Красный восток», в которой работала военторговская столовая — мы её прозвали «Кафе бифштекс». Там кормили только бифштексами, из которых умело изымалось всё мясо. А начиная от полковника, или более высоких персон, кормили свинячьими отбивными, что приводило нас в ярость. А в тылу прокуратуры раскинулись Сальянские казармы — кадрированная мотострелковая дивизия, где техники было больше, чем солдат.

И вот боевики захватили гостиницу. Оборудовали там пулемётную точку. И долбили по Сальянским казармам. Почему-то долгое время вышибать их оттуда никто не решался — все были парализованы бездействием и ждали сверху указаний.

Пока суть да дело, все окна в нашей конторе, которая стояла как раз между пулемётным гнездом и забором дивизии, разнесли из пулемёта. Наши там, распластавшись на полу, мечтали не попасть под шальную пулю. Забаррикадировались.

Звоню, узнать, как они там.

— Да ничего! — приятель-следователь говорит. — Живы-здоровы. Уже хорошо.

А в трубке что-то грохочет — это вражий пулемёт работает.

Поговорили. Потом следак орёт:

— Все, пошёл, к нам кто-то ломится!

Но как-то выжили все.

Друг мой Игорь ещё тогда оставался в Баку. Его в эти казармы пригласили на совещание. Так он вместе с прокурором по-пластунски по территории дивизии ползал и перебежками метался — по территории снайпер работал.