Кавказ. Выпуск V. Культы, легенды, предания

На другой день похорон собираются до рассвета все те женщины, которые были накануне в доме скорби и с первым лучом зари идут на кладбище; главное лице в этой свите составляет вдова или мать, ее ведут посредине спутниц под руки ближайшие родственницы умершего, хор поет последний прощальный привет потерянному другу, – и утренний воздух, сливаясь с правильной гармонией голосов, невольно ложится на сердце и возобновляет в памяти о прошедших потерях, милых сердцу. Когда вся печальная процессия приближается к месту захоронения умершего, скорбящая особа, вырываясь из рук родственниц, как стрела, летит и падает на могилу, начинает речитативным напевом превозносить похвалу покойному и потом упрекать, зачем он оставил ее сиротою: «Неужели я, несчастная, огорчила твое нежное сердце и не умела усладить твою жизнь, за которую готова отдать свою. Нет! Ты не знал любви подруги твоей, ты не хотел испытать ее. О, как душа моя была тесно соединена с твоею. Что может сравниться с моею горестью и кто в силах утешить меня. Ты один был рай души моей, мое утешение и надежда». – При таком, быть может не всегда искреннем, обряде она бьет себя в грудь, царапает лицо и рвет волосы, под унылый напев хористок, до тех пор, когда ее оторвут родственницы от могилы, и процессия возвращается безмолвно в дом вдовы, где приготовлены уже поминки со всей азиатской роскошью по мере состояния и даже выше средств: здесь нет ни меры, ни снисхождения к состоянию. После трехдневных похоронных угощений через шесть недель повторится посещение к покойному, и последние поминки заключают все хлопоты. Вдова остается в том же платье и белье, которое она надевала при смерти ее мужа, и носит, не переменяя, круглый год. В этом состоит весь траурный обряд у горских женщин-вдов: нет ни черных платьев, ни плерезов, все это заменяется самыми отвратительными лохмотьями. По прошествии годового времени, если вдова не намерена выйти замуж, то достаточные надевают на себя бешмет, сшитый вновь из черной нанки или зонту, и на голове носят белый платок или покрывало.

Но если покойный имел состояние, если бы даже и нераздельное, тогда один из братьев берет в супружество вдову брата своего, чтобы часть, принадлежавшая покойному мужу, не могла выйти из круга общего отцовского состояния, – этот брак допускается только в таком случае, если бы вдова не имела от покойного мужа детей мужского пола, ибо оставшийся сын вступает в полные права отца своего, а дочери наследуют четвертую и седьмую части отцовского достояния, исключая выкуп (калым), полученный при выходе в замужество; это право принадлежит брату, заступившему место отца, хотя бы он был еще малолетен. Если же вдова не соглашается выйти замуж за одного из деверей своих, тогда она, получая законную часть (четырнадцатую и седьмую) и не возвращая полученный ею при браке выкуп, может свободно расстаться с родными мужа своего и жить в родительском доме, располагая замужеством по своей воле. Женщина, вступающая во второй брак, лишена права получать за себя выкуп.

Мужские беседы

Мужские собрания или беседы происходят на парадной площади или у молитвенного дома (мечеть), где, между прочих разговоров о домашних нуждах, о приобретении или улучшении своих заведений, воспоминают и о прошедших временах, о храбрых подвигах отцов своих и предков. Молодые не участвуют в беседах старших, но слушают с большим вниманием рассказы красноречивой старости и, как завет, передаваемый устами мудрого, сохраняют глубоко в своей памяти. Прочие же, более наклонные к веселости, становятся в кружок, занимаются разными, гимнастическими играми или, в угождение старикам, поют о подвигах, известных по преданию, рыцарей и кончине их; в это время старики прерывают разговор и с поникшими главами слушают певца, поправляют его ошибки. Весь ряд песни расположен по куплетам: запевала проговоривает протяжным и громким голосом один монолог своей повести, хор повторяет последние слова – и так рассказывается по порядку вся биография лица, воспеваемого и давно уже расставшегося с земными заботами. В это время мальчики, от 7 до 12 лет, останавливают свои шалости и серьезно вслушиваются в слова предания, как будто стараясь удержать их в своей памяти.