Кавказская Атлантида. 300 лет войны

«Высочайше утвержденные условия для требования от горцев покорности.

1) Прекратить все враждебные противу нас действия.

2) Выдать аманатов по нашему назначению. Дозволяется через четыре месяца переменять их другими, но не иначе как по назначению Русского Начальника.

3) Выдать всех находящихся у них наших беглых и пленников.

4) Не принимать непокорных на жительство в свои аулы без ведома Русского Начальника и не давать пристанища абрекам.

5) Лошадей, скота и баранов, принадлежащих непокорным жителям, в свои стада не принимать, и если таковые где-либо окажутся, то все стада будут взяты нашими войсками и сверх того покорные жители подвергнутся за то взысканию.

6) Ответствовать за пропуск чрез их земли хищников, учинивших злодеяния в наших границах, возвращением наших пленных и заплатою за угнанный скот и лошадей.

7) Повиноваться поставленному от нашего Правительства Начальнику; и

8) Ежегодно при наступлении нового года должны они переменять выданные им охранные листы. Не исполнившие сего будут почитаться непокорными и не будут пощажены нашими войсками».

Если три первых пункта этого ультимативного документа мирные горцы еще как-то могли выполнить, то остальные требования были вполне нереальны. Выполнив их, горцы оказывались в состоянии смертельной вражды со своими соседями, родственниками, друзьями. Не говоря уже о том, что по двум последним пунктам они добровольно отдавались во власть любого самодура, поставленного в качестве пристава. При том, что поведение приставов и других местных начальников достаточно часто становилось поводом для мятежей.

Правда, в инструкции Чернышева сказано было относительно вышеприведенного документа:

«Вам предоставляется в сих условиях сделать такие отступления или дополнения, какие, по местным обстоятельствам и по особому положению каждого племени, Вы признаете нужным и соответствующим пользе правительства и выгодам общества».

Но смягчить пять последних пунктов было невозможно — они в этом случае теряли смысл.

Фактически Петербург требовал от горских обществ безоговорочной капитуляции, в то время как речь могла идти только лишь о тонко разработанном компромиссе. Как мы еще увидим, представления Петербурга и горцев о возможном характере взаимоотношений оказались взаимоисключающими.

Утопичность самого стратегического замысла соответственно диктовала и утопическую тактику. Исполнители проекта — полковник Хан-Гирей и те, кто должен был способствовать ему на Кавказе, — попали в ловушку. Перечить высочайшей воле было невозможно, выполнить ее — тем более.

Достаточно вспомнить уже цитированное нами и совершенно справедливое соображение Паскевича относительно фанатического вольнолюбия горцев:

«Одна мысль лишиться дикой вольности и быть под властью русского коменданта приводит их в отчаяние».

Это несомненное положение подтверждали все, кто знал и понимал суть происходящего на Кавказе. Так, опытнейший «кавказец» адмирал Серебряков писал в сороковые годы: