Кавказская Голгофа

Невзирая на многочисленные угрозы со стороны властей, Владыка Антоний давал в своей епархии приют священникам и монахам, которым удавалось вернуться живыми из мест заключения. Так сюда из Борисоглебска приехал и освободившийся из очередного заключения иеромонах Симеон. Некоторое время жил у монахини Фессалоникии: с нею он был лично знаком по годам лагерных скитаний. У своей духовной наставницы с подвижником познакомился и Петр Сухоносов. Однако вскоре отца Симеона перевели на новый приход, который находился в 18 километрах от Ипатово, и монахиня Фессалоникия вместе со своим юным воспитанником стала ездить туда, чтобы помогать изможденному солагернику, а юноше давать возможность духовного окормления.

Иеромонах Симеон чрезвычайно уважал монахиню Фессалоникию за ее ревностное служение Богу. В недоступных горах Грузии, где скрывались от преследования монахи, отца Симеона, матушку Фессалоникию и таких же, как они, отшельников, не имевших при себе никаких документов, оперативники НКВД вылавливали, как диких зверей, с помощью служебных овчарок и бросали за колючую проволоку. А там их ожидали снова издевательства, пытки, допросы, унижения...

 «Мы, – делился впоследствии своими воспоминаниями старец, – были собраны за беспаспортное житие в горах Кавказа. Матушка Фессалоникия моя, Мария, Дофреза, тогда Груша была, и Валентина с Ириной. Владыка Арсений Смоленский в двенадцатый раз отбывал ссылку...» Страдания и лишения сближали людей.

На маленьком листочке отец Симеон аккуратно написал ему своим характерным почерком (последствие от пули, попавшей в плечо, когда его пытались расстрелять) текст знаменитой молитвы «Всемилостивая», которую, как рассказывал сам отец Симеон, ему открыл преподобный Серафим Саровский за несколько часов до ареста и ссылки в Соловецкие лагеря:

Всемилостивая Владычице моя, Пресвятая Госпоже, Всепречистая Дево, Богородице Марие, Мати Божия, Несумненная и единственная моя Надежда, не гнушайся мене, не отвергай мене, не остави мене, не отступи от мене; заступись, прости, услыши; виждъ, Госпоже, помози, прости, прости Пречистая!

У многих духовных чад старца до сих пор бережно хранится эта молитва, написанная рукою старца-подвижника. Он наставлял всех, с кем Господь сводил на его нелегком жизненном пути, держать в сердце эту благодатную молитву, постоянно упражняться в ней, призывая на помощь небесное заступничество Матери Божией. Как сам неоднократно свидетельствовал иеросхимонах Сампсон, «Всемилостивая» оберегала его все 18 лет лагерей и во все другие времена. «Это, – говорил старец о молитве, – была ненасытная пища для меня».

На таких же маленьких листочках он в очень сжатом, почти конспективном виде, писал своим воспитанникам некоторые наставления. Вот, например, один из таких сохранившихся листочков. «Чего надо бояться? – поучает старец. – Злоречия. Злословия. Пересуда. О ком-либо плохое что-либо сказать. О себе ни словом, ни намеком. Не извинять себя и не заступаться за себя, себя защищая. Чтобы лень, праздность, беспечность не мешали бы молитве. Бояться забыть, не прочесть сердцем с умом «Достойно есть» 40 раз. Лень: книгу читать духовную 30 минут ежедневно. Не записать укоризны совести. Молитва, молчание, самоосуждение всему научат богоугодному». Особенно настоятельно отец Симеон добивался от своих юных воспитанников того, что он называл «записью укоров совести»: в конце каждого дня, прочитав молитвы перед тем, как отойти ко сну, постараться вспомнить и записать все, в чем сегодня обличила совесть. Записать до мельчайших грехов, уловить каждое неверное движение души, каждый лукавый помысел. Эти записи, учил старец, должны быть основой нашей исповеди: чистосердечной, искренней, осмысленной, а не механической, заполненной общими словами.

Отношение отца Петра к старцу Сампсону всегда было глубоко почтительным. Говорим это для того, чтобы снять иные утверждения, построенные на догадках и неподтвержденных фактах. Нельзя, например, согласиться с одним из авторов [8], совершенно безосновательно утверждающим, что отрок Петр «с почтением слушал его (т.е. отца Симеона – прим. авт.) жизнеописания, но сам  был носителем другого духа (выделено нами – прим. авт.)». Тем более никто не слышал от отца Петра слов о том, что отец Сампсон – это, якобы, «моя боль по сегодняшний день». Отношение ж гонимого священномонаха Симеона к 16-летнему пытливому юноше тоже было чрезвычайно теплым, бережным, по-настоящему отеческим. Об этом свидетельствовала выросшая вместе с отцом Петром покойная ныне монахиня Анастасия, сама много лет находившаяся под благодатным духовным окормлением старца. Многие годы спустя, когда Петр Сухоносов стал священником, отец Симеон, находясь в Псково-Печерском монастыре и зная об аскетическом пути своего ипатовского воспитанника, неоднократно говорил, что даже в их обители едва ли найдется пять-шесть монахов такой строгой жизни.