Я уже говорил об адыгейских преданиях про богатырей из рода антов и про то, как воевали эти богатыри с готами и гуннами, аварами и византийцами. Впервые об этом поведал кабардинец по национальности, бывший мулла, Шора Бекмурзич Ногмов в статье «Предания адыгейцев небесполезны для истории России», а обнародована эта статья была в 1850 году, в журнале «Московитянин». В бытность в Пятигорске Александра Сергеевича Пушкина – вот мы и вернулись к золотому веку русской литературы – Ногмов собирал для великого русского поэта адыгейские сказания, песни, легенды; в свою очередь, Александр Сергеевич помогал адыгейцу освоиться с русским языком, правил стиль переводов. Что же до записанных и напечатанных им преданий, то они, судя по всему, восходят к глубокой древности. Адыгейцы, по мнению некоторых ученых, – потомки знакомых еще Геродоту меотов, чьи владения подходили к Азовскому морю, по их имени называвшемуся эллинскими мореплавателями Меотидой, со стороны Предкавказья. И в их легендах отразились звучащие седой стариной имена былых хозяев причерноморских степей и предгорий – «кимирген»-киммерийцев, «шармат»-сарматов. Помнили они и «тургутов»-утургуров, гунно-болгарское племя, кочевавшее в Приазовье еще при предках Аттилы, которого адыгейские предания именовали Адилем, и «хаза»-хазар, и русский Тъмуторокань, который называли Тмутараканем, и «косириха», то есть кесаря, по имени Юстин – скорее всего, нашего старого знакомца Юстиниана II, проведшего несколько лет в ссылке на берегах Меотиды. Помнили они и антов – в их легендах то и дело мелькает «антский юноша», «антский княжеский сын», «антский всадник». Очень показательно, что анты оставили о себе память на огромных европейских пространствах – от альпийских деревенек Центральной Европы, где их именем в тирольских легендах стали называть легендарных великанов[19]
, первых хозяев земли (более того, слово «enta», обозначающее лесного великана, попало и в англосаксонский «Беовульф», а оттуда… во «Властелин колец» профессора Дж. Р.Р. Толкина), до адыгейских аулов в предгорьях Кавказа.Между прочим, эпос адыгейцев подробно рассказывает про трех антских героев: Буса, Лавриту, того, что дал столь гордый ответ аварским послам, и Мезанмира Идарича, убитого аварами.
Историк германского племени готов Иордан в своей книге о происхождении и деяниях готов рассказывает, как во времена конунга Винитара (это имя-прозвище буквально означало «Потрошитель венетов», то есть вендов, славян) были схвачены в плен и свирепо казнены семьдесят старейшин народа антов во главе с князем Босом и его сыновьями: «Он двинул войско в пределы антов и, когда вступил туда, в первом сражении был побежден, но в дальнейшем стал действовать решительнее и распял короля их Боса с сыновьями его и семьюдесятью старейшинами для устрашения, чтобы трупы распятых усилили страх покоренных». Русское «Слово о полку Игореве» говорит: «готския красныя девы въспеше на брезе синему морю, звоня рускымъ златомъ: поютъ время Бусово, лелеютъ месть Шароканю». Здесь воедино сведено три исторических события: «готские красные девы» радуются пленению князя-славянина, Игоря Святославича, героя «Слова», сопоставляя его участь с судьбою захваченного когда-то их пращуром славянского князя Буса-Боса, и ожидают, что пленивший Игоря половецкий хан Кончак окончательно уподобит судьбу пленника той, что постигла правителя антов, отомстив за своего деда, хана Шарукана, взятого в плен и казненного русскими воинами. Буса, убитого готами-«гутами», песни адыгейцев именуют Баксаном. Ногмов перевел плач по коварно убитому врагами князю антов его сестры: «Геройство Буса освещает народ антский своими доблестями. О родина Буса, хотя нет уже его среди живых, но когда будет добывать тебя Гут – не покоряйся!
Весь народ почитал его за благого духа: когда начиналось сражение и удары блистали, как молнии, его присутствие поселяло в антском народе уверенность.
Гутские истязания не прекращаются, весь антский народ пришел в отчаяние, потому что восемь пар быков привезли его тело на родину».