Кавказская слава

— Итак, господа, теперь обстоятельства не оставляют нам возможности выбирать. Пока Мамед-бек был заперт в Дербенте, еще можно было надеяться, что уцмий воздержится от решительных действий. Теперь же он не оставит нас в покое. Идти вдоль моря более невозможно. Наша цель — город Башлы. Разгромив уцмийство, мы обезопасим свой тыл. Это во-первых. А во-вторых…

Он замолк. Во-вторых, хотел объяснить офицерам Валериан, они поднимутся в горы и там уже смогут поддержать Ермолова в самый решительный час. Но об этом он поостерегся упоминать в присутствии начальников мусульманской конницы. Новости в горах летают быстрее птицы.

Выступить назначили на утро следующего дня. Но вечером в лагерь к Мадатову приехал еще один посланник, на этот раз с другой стороны. Адиль-Гирей, уцмий каракайтагский, предлагал генералу князю Мадатову встретиться и разрешить некоторые недоразумения, затемняющие подобно тучам…

— Довольно, я понял, — оборвал Мадатов гонца. — Передай своему господину, я согласен на встречу. Пусть приезжает в Дербент, мы встретим его учтиво и окажем подобающие почести.

Гонец, высокий, не первой молодости воин в косматой папахе, еще более распрямился:

— Да простит меня высокочтимый генерал князь Мадатов. Но мой господин, уцмий Адиль-Гирей, давно дал клятву своему старшему брату Али-хану. Он клялся на Коране именами пророков, что никогда не посетит город, которым управляют неверные.

— И что же предлагает мне твой господин?

— Недалеко отсюда, не далее двух часов для хорошего коня, стоит селение Иран-Хараб. Это место равно удалено как от Башлы, так и от Дербента.

Когда гонец покинул палатку, первым заговорил Романов:

— Нам придется поднимать людей затемно.

— Зачем? — удивился Валериан.

— Два часа рысью, значит, три с половиной для пехоты хорошим шагом.

— Батальоны останутся здесь.

— Но татарская конница ненадежна. Вы возьмете с собой только казаков?

— Я поеду один.

Полковник неверяще помотал головой. Валериан пояснил:

— Вести с собой весь отряд — значит показать уцмию, что его опасаются. А любой конвой разумной численности при случае вырежут точно так же, как и одинокого всадника. Кстати, Иран-Хараб переводится как «гибель персов». В этом месте около века назад ополчение дагестанцев разбило армию Надир-шаха. Уцмий хочет напомнить мне, что случается с тем, кто приходит в горы незваным. А я ему объясню, что русские не похожи на персов, хотя бы уж тем, что не считают, сколько у них врагов. В случае же… если его не убедят мои доводы, вы знаете, полковник, как вам следует поступить.

— Останутся только камни! — прорычал, сузив глаза, Романов.

— Меня будет согревать мысль о достойной расплате, — усмехнулся Валериан.

Он выехал заранее, чтобы не опоздать ни при каком случае. Первую половину пути его все-таки сопровождали казаки, на этом настояли офицеры отряда, а когда тропа втянулась в ущелье, Валериан приказал конвойным остаться, отдал им пистолеты, шашку и послал лошадь вперед легкой и ровной побежкой. Заканчивался первый месяц осени, солнце уже не так пригревало, по все-таки, поднявшись над правым склоном ущелья, освещало путь и хоть немного веселило наездника. Весь час, пока Мадатов поднимался в горы, он кожей своей ощущал, как прилипают к нему чужие глаза. Что же — Адиль-Гирей вряд ли бы дожил до конца шестого десятка, если доверял бы всем безоглядно.

В конце ущелья Мадатова ждали конные. Они приветствовали его и расступились, пропуская русского в середину. Валериан подумал, что уцмий хочет исключить любую случайность. Если его убьют, это произойдет только по прямому приказу владетеля Каракайтага.

За очередным отрогом открылась, наконец, ровная плоскость. Охватив ее одним взглядом, Валериан подумал, что он был решительно прав, отправившись в одиночку. Всю дальнюю половину поляны занимали люди Адиль-Гирея: сотен пять-шесть всадников стояли ровно и тихо, правильными рядами. Возьми он с собой даже полусотню казаков, такой конвой ничем не смог бы ему помочь, а вот помешать неожиданной выходкой станичники вполне были способны.

Три всадника выехали из строя, проехали полсотни шагов и стали. Валериан направился к ним. Стоявший первым — это, очевидно, и был Адиль-Гирей — протянул руку, приветствуя русского генерала. Мадатов ответил таким же жестом.

— Я рад видеть воина, слава о котором летит далеко впереди его войска. — Голос уцмия звучал торжественно, но был слегка напряжен. — Мы можем говорить без посредников?

Он говорил по-кумыкски, этим языком владели почти все жители Дагестана. Валериан ответил, присовокупив необходимые эпитеты, подобающие ситуации.

— Я удивлен, что генерал армии Белого царя пустился в такое путешествие без должной охраны.

— Уважаемый уцмий пригласил меня в гости. Я знаю, что его слово защитит меня так же надежно, как штыки моих солдат, их сабли или же пушки.

Он обдумывал эти фразы с того момента, как оставил конвой в ущелье, и был доволен, увидев насупившееся лицо уцмия. Если теперь Адиль-Гирей и решится на действия против своего гостя, он сделается для всех очевидным предателем.