Кавказская война

Теперь спросите каждого кавказского солдата 1855 года и каждого закавказского уроженца, в каком положении мы были на Кавказе зимой с 1854 по 1855 год, во время вторжения Омер-паши, когда на тифлисском базаре не хотели менять русских ассигнаций. Здесь не место рисовать эту картину, для которой пришлось бы написать десять лишних писем, но спросите, и каждый вам ответит, что в то время оборона Кавказа против европейского союза лежала на десяти тысячах солдат без провианта, собранных около Кутаиса; и если бы в то время из 200 тысяч союзников, стоявших в бездействии на развалинах Севастополя, отделили какой-нибудь сикурс Омер-паше, то исход войны не подлежал бы никакому сомнению. Мы не могли соединиться. Десять тысяч кутаисских бойцов обложили бы себя трупами врагов и сами легли бы костьми. А затем Кавказ был бы безвозвратно потерян для России.

Отчего союзники не прислали сикурса Омер-паше, это теперь также достаточно известно. Англия хотела перенести весной военные действия на Кавказ и даже после взятия Севастополя усиливала свою армию сколько было возможно; Франция, достигшая в то время своих целей, решилась покончить и заключила мир. Этому только обстоятельству мы обязаны спасением Кавказа.

Нечего было дожидаться второй восточной войны. Чрез несколько месяцев после заключения парижского мира мы возобновили Кавказскую войну, с возможною энергий, не с тем, чтобы на этот раз покончить. Началось непрерывное и решительное семилетнее наступление, заключавшееся прошлою весной исходом, которого никакие случайности будущего уже не переделают.

Надобно сказать, однако ж, что если в ту пору урок 1855 года был памятен для всех и все чувствовали необходимость покончить с горцами во что бы то ни стало, то это общее чувство нисколько еще не облегчало разрешения дела. Я ссылаюсь на всех кавказцев 1856 года без исключения: было ли тогда в нашей армии десять человек, которые бы верили в возможность близкого покорения гор? А кавказская армия знала положение и могла надеяться на себя. Русское общество должно помнить, что покорение Кавказа совершено длинным рядом военных подвигов; что не судьба и не утомление, как говорили некоторые, а верное энергическое направление, данное делам князем Барятинским, поддержанное последовательностью действий наместника его, великого князя Михаила Николаевича, решило судьбу Кавказа; что в этом случае невероятное по суждению самой боевой армии в свете совершено с безостановочным успехом, свидетельствующим о верности плана и энергии исполнения. Неужели нам нужно напоминать имена людей, оказавших столь великие услуги отечеству?

Завоевание восточного Кавказа совершено в три года. Плен Шамиля и покорение прикаспийских гор избавили нас от страшной домашней опасности, разъедавшей, как язва, внутренности Кавказа. Покуда вооруженный враг стоял посреди подвластного России мусульманского населения, пользуясь всем его сочувствием, мы не были обеспечены ни в одном дне спокойствия и должны были в мирное время напрягать силы целой армии, чтобы только сдерживать покушения неприятеля. Покончивши с опасностью домашней, надобно было приступить с такими же усилиями к другой кавказской опасности, внешней, к земле черкесов, манившей врагов России, как открытые ворота в самую сердцевину Кавказа. В три с половиной года пал и этот последний притон врага.

ПИСЬМО ТРЕТЬЕ