Кавказская война. Том 1. От древнейших времен до Ермолова

Сурхаю, владетелю древнейшего из дагестанских ханств, никогда не признававшего над собой ничьей чуждой власти, трудно было уступить требованию маркиза, и он предпочел отделаться молчанием. Тогда Хатунцев объявил Кюринскую область независимым ханством и назначил правителем его Аслан-бека казикумыкского, племянника и кровного врага Сурхая.

Образование нового ханства нарочно обставлено было большой церемонией. Аслан-беку пожалован был чин полковника, грамота на достоинство хана и знаки инвеституры: сабля и знамя с гербом Российской империи. Все это вручено было ему на площади, при огромном стечении народа и войска, с особенной торжественностью. Сам комендант на богатой подушке, нарочно присланной для этого случая из Тифлиса, поднес ему высочайшую грамоту, а два офицера вручили ему: один – распущенное знамя, другой – драгоценную саблю, лежавшую в открытом футляре. Войска отдали честь с барабанным боем и музыкой. Кюринцы ликовали, видя милость царя к их новому хану и слыша торжественное обещание представителя России защищать их землю от всяких покушений врагов как неотъемлемую часть Российского государства.

«Часть ваших владений, – писал после этого маркиз Паулуччи Сурхаю, – я отнял за то, что вы не исполнили последнего моего повеления. Теперь я ограничусь этим, но ежели вы предпримете что-либо против кюринского хана, то потеряете все ваше владение и будете скитаться, как ветреный Шейх-Али-хан, без всякого пристанища».

Генерал-майор Хатунцев назначен был военно-окружным начальником Кубинской и Дербентской провинций, получив за поражение Шейх-Али-хана орден св. Анны 1-ой степени. Последний орден пожалован был государем и маркизу Паулуччи.

Но между тем как русское оружие торжествовало на турецкой границе и в горах Дагестана, главнокомандующему было донесено, что законный наследник Карабагского ханства Джафар-Кули-Ага, юноша, когда-то искренне преданный России, но отодвинутый Гудовичем на задний план, состоит в переписке с Аббас-Мирзой, приглашая его вступить в Карабаг. Паулуччи тотчас же приказал арестовать Джафара. Батальон Троицкого полка захватил его на кочевке близ урочища Салтан-Буда-Керчи и отправил в Тифлис под сильным конвоем, которым командовал капитан Оловяшников. Джафару позволили ехать верхом, но из предосторожности посадили позади него, на той же самой лошади, солдата. Оскорбленный Джафар, переправляясь по пути через реку Тертер, столкнул солдата в воду и, пользуясь поднявшейся суматохой, бежал на свою прежнюю кочевку близ Султан-Буды. Отсюда он написал к Паулуччи, что не имел никогда и никаких сношений с Аббас-Мирзой, что был и будет верен России, а если бежал теперь, то только потому, что был опозорен арестом и грубым обращением с ним солдат и офицеров конвоя. Все это было, по всей вероятности, справедливо, и приказание арестовать Джафара было со стороны Паулуччи по меньшей мере преждевременно. Тем не менее главнокомандующий оставил письмо без ответа, и Джафар, опасаясь нового ареста, уже действительно бежал, покинув на родине жену и все свое состояние. Жена его была арестована и приговорена к уплате штрафа в сто пятьдесят тысяч рублей[51].

В январе 1812 года персияне с Джафаром уже нахлынули на Карабагское ханство и, окружив в Султан-Буда-Керчи батальон Троицкого полка, стоявший под командой майора Джини, другим отрядом поспешили занять Шах-Булах, чтобы отрезать ему сообщение с Шушей. А в это самое время из Шуши на помощь к майору Джини шел небольшой отряд под командой капитана Ильяшко. Он с боя овладел по пути Шах-Булахом, но дальше идти не решился, так как до Султан-Буды оставалось еще тридцать верст, а вся дорога была занята персиянами.

Между тем в Султан-Буде происходило следующее. Первого февраля восемнадцать тысяч пеших и конных персиян стремительно атаковали отряд, построившийся в каре у самых своих землянок. Завязалась жаркая битва, среди которой много русских офицеров выбыло из строя убитыми и ранеными. Был убит и майор Джини, заступивший его место майор Сочевский скоро получил тяжелую рану, а вслед за ним пал и капитан Гумович. Тогда команду над отрядом принял капитан Оловяшников, тот самый, который упустил Джафара на Тертере. К вечеру оба орудия были подбиты, зарядные ящики взорваны, и Аббас-Мирза прислал записку, требуя сдачи.

Оловяшников был в раздумье. Даже сам Мехти-Кули-хан карабагский, находившийся при отряде, убеждал не сдаваться, обещая ночью скрытно провести отряд к Шах-Булаху. Но Оловяшников, опасавшийся взыскания за допущенный им побег Джафара, приказал батальону положить оружие, и знамена Троицкого полка, бывшие при этом батальоне, достались в руки персиян. Мехти же бежал в Шушу окольными путями и первый привез известие о печальной участи отряда. Персидский двор был чрезвычайно доволен таким успехом.