Кавказская война. Том 1. От древнейших времен до Ермолова

Меньший курган и есть могила героя легенды Калабата, похороненного вместе со своими сподвижниками; в большом лежат восемьсот шапсугов и абадзехов. Дорого обошлась Бзиюкская битва шапсугам, но еще дороже она стала победителям, бжедугам, утратившим в лице князя Баты-Гирея влияние на соседние горские племена. И бжедуги долго, на самом месте сражения, оплакивали своего князя, положенного под небольшим одиноко растущим дубом, молодым до того, что ветви его гнулись от бурок, защищавших труп убитого князя от лучей солнца. Еще недавно некоторые горцы указывали этот дуб, названный Батыгиреевским дубом. Но говорят, что русский топор не пощадил и его во время последних движений отрядов.

Взгляд народа на Бзиюкскую битву выразился в ответе одной шапсугской женщины, вышедшей навстречу возвращающимся с поля битвы. Узнав о гибели мужа и детей, сложивших головы на Бзиюке, она крепко пригорюнилась. «Что же вы сделали доброго?» – спросила она шапсугов. «Убили Баты-Гирея», – ответили ей. Опечаленная вдова и мать захлопала в ладоши и сказала: «Потерю шапсугов шапсугские женщины могут пополнить в одну ночь, а потерю Баты-Гирея бжедуговские жены и во сто лет не исправят».

Вот песня бжедугов, образчик простой поэзии гор, в которой воспеты и битва и личные в ней подвиги замечательнейших бжедугов.

Его конь Хоаре был с красивой шеей, и на нем он отважно вступил в бой с врагами.

Сражайся, Батгирей!

Не много прошло времени, а конь Хоаре уже весь был усеян стрелами, торчавшими в его боках.

Сражайся, Батгирей!

Шишак у него, как солнце, был блестящий, и сам он сиял между всеми, как солнце.

Сражайся, Батгирей.

Но вот из его рук выпала плеть шелковая, и он закатился от нас, как молодая луна.

Сражайтесь, храбрые бжедуги!

Заплакали бжедуги, потеряв в бою любимого вождя Батгнрея. Оплакала смерть его и великая царица.

Сражайтесь, храбрые бжедуги!

Счастливый Батгирей, рыдала по тебе счастливая невеста твоя, Гошемаф.

Сражайтесь, храбрые бжедугн!

«Отомстим врагам!» – раздался крик в воздухе, и балка

Негиде была завалена вражескими телами.

Сражайтесь, храбрые бжедугн!

Расстегнутый воротник обнаружил его панцирь, он был в бою непобедим,

Пшемаф Батоков.

В ночное время оберегал он стан, как днем оберегает людей крепость,

Анчек Ахеджаков.

Шишак он надвинул и, опустив забрало, врезался в середину врагов,

Ислам Хаджимуков.

Он ранен был в бедро, но, склонившись на шею коня, продолжал поражать врагов,

бек-Мирза Ахеджаков.

У него было лицо железного цвета, и сам он был железный человек; свист пуль его тешил,

Берзек Едиков.

Он имел широкодульный мушкет и одним выстрелом убил двух врагов,

Алхаз Лакшоков.

Он натягивал тетиву лука во всю длину стрелы, и стрела его была смертоноснее пули,

Казы Декыджев.

Конь его был лысый, с головой, как у оленя, а сам он играл головами шапсугов,

Алзах Хаджимуков.

Его конь Бечкань играл под ним, а он не считал удары меча своего,

Агубок Хаджимуков.

Под ним был горячий конь Кодемех, он им топтал шапсугскую пехоту,

Едыг Берзеков.

Он славно пал в бою, и двери его сакли закрыли маленьких детей,

Есенгель Ешуков.

Он первый сделал выстрел и убил главного шапсугского вождя,

Закерей Хсусоков.

Бзиюкская битва положила начало ненависти и полувековой борьбе черкесов с русскими, и Чепега, в самое последнее время атаманства которого она была, оставил своим преемникам, Котляревскому и потом Бурсаку, трудное положение дел. Шапсуги мстили за вмешательство постоянными набегами и добровольно перешли на сторону турок, только и ждавших момента поссорить горцев с казаками. Бжедуги, натухайцы и некоторые другие племена еще держались недолгое время союза с русскими, но те же шапсуги и турки скоро переманили их на свою сторону. Да иначе и быть не могло. Если бы турки в то время не сидели в Анапе и не держали по берегам моря рынков для торговли невольниками, быть может, влияние их на Черкесию окончилось бы в тот самый день, как русские придвинулись к Кубани. Но развращающая возможность легкого обогащения грабежом и пленением соседей склоняла черкесов на сторону турок и делала их естественными врагами русских.

Шапсуги и абадзехи первые стали производить набеги на Линию, захватывать людей и сбывать их в Анапу; другие племена увлеклись их примером, и война запылала. За Кубань нельзя уже было ездить казакам не только поодиночке, как прежде, но даже и целыми командами, которые никогда не возвращались назад без убитых и раненых. Мирная Кубань стала с этих пор для черноморского казака порогом вечности. И уже никто, не рискуя утратить жизнь или свободу, не мог переступить запретных берегов ее.