Кавказская война. Том 1. От древнейших времен до Ермолова

Ценя усердие и верность Запорожского войска, Потемкин должен был оставить это дело без последствий, тем более что и сам обиженный, чуя за собой вину перед войском, молчал.

Между тем началась вторая турецкая война, и для нового Запорожского войска настали времена побед и отличий. Его вел кошевой Сидор Белый, а под ним начальствовали: Харько (Захарий) Чепега – запорожской конницей, а Головатый – пехотой и гребной флотилией. В памятном истреблении турецкого флота шестнадцатого июня 1788 года в Днестровском лимане гребная флотилия верных казаков принимала самое живое участие. Сам кошевой, вместе с Головатым, ходил штурмовать турецкие корабли, и первый заплатил за победу собственной жизнью. Раненный смертельно во время абордажа, Белый скончался на третий день, завещав казакам держаться более всего старого сечевого уряда.

По смерти атамана в войске образовались две партии: одна прочила в кошевые Харько Чепегу, другая хотела Головатого. И тот и другой пользовались равным уважением в войске, как лучшие представители Сечи; но первый был исключительно воином, тогда "как второй занимал по войску преимущественно административные должности. И потому, после многих пререканий, споров и колебаний, выбор пал наконец на Чепегу, которому дала перевес его известная отвага в боях, ценившаяся в то время выше гражданских заслуг. Потемкин утвердил выбор Чепеги и, в знак личного уважения к новому атаману, послал ему в подарок дорогую саблю. Не лишнее сказать, что соперники остались между собой искренними друзьями до самой смерти.

Между тем военные действия продолжались, и на долю казацкого войска выпало в них немало отличий. А осенью, во время осады Очакова, казаки совершили под руководством Головатого одно из тех замечательнейших в военной истории дел, на которых с удивлением останавливаются и современники и потомство.

Осенние бури заставили тогда Гассан-пашу со всем турецким флотом удалиться из-под Очакова к Царьграду; но дорожа отличной якорной стоянкой, которая была у острова Березани, он укрепил ее береговыми батареями, а в самой середине острова построил целую крепость, в избытке снабдив ее артиллерией и всеми припасами на случай осады.

Собственно говоря, Березань и ее батарея были безвредны и не нужны для русских, но Потемкин решил их взять во что бы то ни стало, рассчитывая этим поднять нравственный дух своих войск и поколебать мужество осажденных.

Выбор его, для исполнения этого отважного предприятия, пал на Головатого.

– Головатый! – сказал ему однажды Потемкин. -Как бы взять Березань?

– Возьмемо, батько, – ответил Головатый. – А чи ж буде за те хрест? – добавил он улыбаясь.

– Будет, будет, только возьми Березань.

– Чуемо, батьку, – сказал Головатый и спокойно вышел из ставки светлейшего.

Седьмого ноября 1788 года гребная казацкая флотилия на глазах всей армии, несмотря на страшный огонь прибрежных батарей, пристала к берегу, и через несколько минут все эти батареи и сама крепость, взятые штурмом, были уже в руках казаков. Говорят, будто бы они подплыли к крепости, переодевшись в турецкие мундиры. Двести тридцать пленных, двадцать три орудия и несколько знамен достались трофеями в руки победителей.

Овладев Березанью, Головатый оставил в ней гарнизон, а сам немедленно явился к Потемкину. Подходя к нему, он запел: «Кресту твоему поклоняемся, владыко...» – и, сделав земной поклон, сложил к ногам князя ключи Березанской крепости. Потемкин тут же навесил на него орден св. Георгия 2-ой степени. А отряд, взявший Березань, назвал себя по имени крепости, гордился этим названием и впоследствии, на Кубани, передал это имя одной из станиц на Байсуге.

Другой раз небольшая партия запорожцев на лодках пробралась к Измаилу и дала возможность снять на план все его укрепления. Потемкин приказал Головатому представить себе удальцов, участвовавших в этом деле, и те наскоро отправились из лагеря в дорогу и явились к гетману прямо с лодок, обтрепанные, в порваных рубахах и свитках, иные даже босиком. Светлейший, вышедший к ним в богатом гетманском кафтане, в лентах и орденах, принял их за нищих.

– А где твои храбрые молодцы? – спросил он, оглянувшись на Головатого.

– Да это ж, преподобие, они и есть, – ответил с поклоном войсковой судья.

Неужели начальство поскупилось получше снабдить их в дорогу?

– А що ж нужно, батько ты наш, хоть бы казаку? – ответили запорожцы. – Распытались мы у Коша, кошевой сказал: «Идите с добрым чоловиком», – ну, мы и пийшлы...

– Теперь, князе, нема уже опаски, – прибавил другой запорожец, – турчинова фортеция як на ладони. Звелите, ваше высокопревелебие, и побей Боже нас и наших детей, коли не заберем измаильского пашу со всеми его пашанятами.

Потемкин тут же произвел нескольких запорожцев в офицеры, а всей партии казаков, бывших в этой замечательной рекогносцировке, велел выдать новую полную по их обычаям одежду и сто червонцев на всех. Деньги и платье запорожцы, впрочем, пропили меньше чем в трое суток, не выезжая из Ясс, и отретировались обратно, как приехали, в лохмотьях.