Кавказская война. Том 2. Ермоловское время

Агалары издавна присвоили себе такую власть над народом, что последний, свободный по своему состоянию, зависевший от агаларов только потому, что был поручен их управлению, превратился мало-помалу в совершенных рабов, и агалары сделались маленькими ханами, подражавшими большим ханам в Шеке, Ширвани и Карабаге.

Такое устройство дистанций, освященное столетиями, сохранилось в полной силе до назначения на Кавказ Ермолова. Грузинские цари, неоднократно испытывавшие измену татарских народов, думали удержать их в повиновении, возвышая власть агаларов; агалары, привыкшие к таким преимуществам, устрашали царей, а потом и русских главнокомандующих, что при малейшем неудовольствии народ свободный, ведущий кочевую жизнь, не привязанный к земле оседлостью, перейдет к персиянам. Предместники Ермолова верили этому и мирились с установившимся порядком. Но Ермолов без колебаний приступил “к некоторым в оном переменам”, как он сам выражается, не желая более допускать такое управление татарами, которое шло прямо в ущерб интересам России.

Составлено было новое положение, которым татарские деревни вырваны из-под крепостной зависимости агаларов, и только, сообразно древним обычаям, каждому из последних, смотря по знатности рода, по уважению в народе и заслугам правительству, оставлено в услужении по нескольку семей, которые отбывали эту службу по очереди и на это время освобождались уже ото всех государственных податей и повинностей.

Положение объявлено было в апреле 1818 года и, по донесению главного пристава полковника Вадарского, принято народом “с изъявлением чувств глубокой благодарности”. Но на самом деле было нечто иное.

Ограниченные в материальных выгодах, агалары, конечно, не легко мирились с положением и жаловались на стеснение своих привилегий. По их словам, во времена владычества над ними персиян и турок и при царях грузинских они имели полную власть над народом, были чтимы не менее грузинских князей, и что только поэтому они и могли служить правительству с пользой, но что теперь, лишаясь власти, а вместе с тем и значения в народе, они “не могут отвечать уже ни за что”. Грузинские князья, со своей стороны, уверяли Ермолова, что татары никогда не привыкнут к новому порядку и что персияне воспользуются им, чтобы подговорить их к побегу. “Я ожидал, что побеги будут,– писал впоследствии Ермолов,– но что побегут лишь агалары, да по привычке покорствовать им некоторые из простого народа. Но я был убежден, что большинство татар на побег никогда не согласится, что простой народ скоро увидит выгоды своего освобождения, будет трудиться уже для собственной пользы, и влияние агаларов само собою уничтожится”.

На этом основании Ермолов отверг все жалобы и просьбы агаларов и, отправляясь строить Грозную, приказал приставам блюсти за точным исполнением новых постановлений.

Ермолов, конечно, был прав, но не совсем ошибались и грузинские князья, отговаривавшие его вводить положение.

Персия, официально давно уже отказавшаяся от своих домогательств на завоеванные Россией земли, и в том числе на Грузию и татарские дистанции, не переставала втайне поддерживать сношения и не упускала случаев приобретать себе союзников среди населения татарских дистанций; она волновала народ и не давала, что называется, осесть брожению.

Неудовольствие агаларов было ей на руку. И вот между татарами распущен был слух, что новое положение есть только начало к окончательному порабощению их русскими, что с них будут брать рекрут и увеличат подати. Татары заволновались и сами стали просить о возвращении агаларам прежней власти и значения. Приближалось, между тем, время, в которое жители дистанций удаляются на кочевья в горы, к самым границам Персии, и были слухи, что шамшадильский султан намеревается бежать и увлечь с собою народ своей дистанции. Ермолов двинул к ним войска и в то же время издал прокламацию, приглашавшую жителей оставаться спокойными и не верить слухам. “Государь не имеет нужды делать вас солдатами,– гласила прокламация,– взгляните только на войска, занимающие обширные области Грузии, Дагестана и других земель, и вы увидите русских солдат и не увидите между ними иноплеменников. Без вас много войск у могущественного императора нашего. Если нужно, то столько придет их, что вы и счесть их не без труда можете”.

“Кто говорит, что будут увеличены подати,– писалось в другой прокламации,– не верьте, ибо великий государь желает счастья и богатства своего народа, а не его разорения”.

Волнения на время утихли. Но с весны следующего 1819 года они возобновились с новой силой. Тогда Ермолов предписал арестовать двух главнейших коноводов смут: шамшадильского Насиб-султана и Мустафу-агу казахского. Седьмого мая 1819 года князь Мадатов вызвал их в Елизаветполь и оттуда отправил в Тифлис.