Кавказская война. Том 3. Персидская война 1826-1828 гг.

Главный корпус, действующий в направлении к Эривани, должны были составлять: Лейб-гвардии сводный полк, три полка Кавказской гренадерской бригады (Карабинерный, Грузинский и Херсонский), Ширванский и Тифлисский пехотные и восьмой пионерный батальон. К ним присоединялись еще четыре полка двадцатой дивизии: Севастопольский, Крымский, и егерские: тридцать девятый и сороковой.

Кавалерия: Нижегородский драгунский полк, вторая уланская дивизия в полном составе, две черноморских и шесть донских казачьих полков.

Артиллерия: пятьдесят два пеших и двадцать четыре конных орудия.

В Карабагский отряд назначались:

Два пехотные полка двадцатой дивизии (Козловский и Нашебургский), егерские полки: сорок первый и сорок второй; три донских казачьих и двадцать четыре орудия.

В Дагестане предполагалось оставить:

Куринский и Апшеронский пехотные полки в полном составе, донской казачий полк и восемнадцать орудий.

В Кахетии и в главном резерве в Грузии должны были остаться те самые войска, которые предназначались петербургским проектом; но число артиллерии значительно увеличивалось; в Кахетию назначалось шесть, а в резерв шестнадцать орудий.

Государь согласился с планом Ермолова и утвердил его 27 января, но с тем, однако, чтобы военные действия начались отнюдь не позже 1 апреля и чтобы конница Карабагского отряда была усилена двумя уланскими полками – Чугуевским и Борисоглебским.

Вместе с тем государь повелел поручить: генерал-адъютанту Паскевичу командование действующим корпусом, под главным начальством Ермолова, которому предписывалось руководствоваться положением о большой действующей армии; генерал-лейтенанту князю Мадатову – Карабагский отряд, генерал-адъютанту Бенкендорфу – авангард главного корпуса; генерал-майору Давыдову – действия с отдельными отрядами, по личному усмотрению главнокомандующего.

Приезд на Кавказ начальника Главного Штаба, генерал-адъютанта Дибича, внес новые недоразумения в отношении плана войны. Между Ермоловым и Дибичем возникает разногласие относительно самого хода кампании. Дибич считал возможным не останавливаться в Нахичеванском ханстве до разъяснений обстоятельств, а в исходе же мая перейти Аракc и быстро овладеть Тавризом; если же и отложить занятие этого последнего до осени, то начать движение никак не позже 15 сентября и притом сразу двумя колоннами: главные силы с карабагским отрядом должны были идти от Нахичевани, а дагестанская бригада, замененная в местах своего расположения новыми войсками, с Кавказской линии,– через Агар. Если бы, по овладении Тавризом, неприятель не принял предложенных ему условий, тогда Дибич предполагал склонить на подданство России соседних ханов Хоя, Агара и Ардебиля и вызвать народное возмущение против Каджаров в самом Тавризе. Не удастся это – продолжать зимнюю кампанию и кратчайшей дорогой, через Султание, идти к Тегерану.

Ермолов, напротив, считал решительно необходимым остановиться в Нахичевани и упрочить за собой Эриванское ханство, прежде чем идти к Тавризу, опасаясь оставить в тылу у себя непокоренную Эривань. Мнение его имело сильное основание. Опасность заключалась не в самой крепости, в а том, что эриванский сардарь, конечно, не стал бы сидеть взаперти, вышел бы с конницей в поле и уничтожил бы наши транспорты и все, что двигалось за войсками; следовательно, мало было оставить отряд под Эриванью, надо было еще отделить значительные силы, чтобы противодействовать сардарю. “Не трудно будет прогонять его за Аракc,– говорит Ермолов,– но столь же легко он опять будет возвращаться, и коннице его нельзя будет помешать действовать у нас в тылу”.

По взятии Тавриза, Ермолов предполагал расположить войска на зимние квартиры и, в случае надобности, предпринять поход к Тегерану уже только весной 1828 года, и не из Тавриза, как думал Дибич, а со стороны Карабага, через Ардебиль, так как ближайший путь, на Султание, представлял тогда чрезвычайные трудности,– летом от сильного зноя, безводицы и бескормицы, а зимой от глубоких снегов, заметающих всю эту равнину.

Дибич остался весьма недоволен возражениями. “Дальнейшие действия по овладении Тавризом рассчитаны Ермоловым так,– писал он государю 10 марта,– что едва ли можно надеяться наверное кончить войну прежде 1829 года. Сие последнее,– прибавляет он,– служит мне только к вящему удостоверению в том мнении об осторожности и недостаточной предприимчивости генерала Ермолова, о которых я неоднократно уже доносил Вашему Величеству”.