Кавказская война. Том 3. Персидская война 1826-1828 гг.

Так слагались обстоятельства в Табасарани. Но они, по отдаленности от театра войны, не могли обнаружить на нее почти никакого влияния; спокойствие в ханствах совершенно обеспечивало тыл русской армии, шедшей в Персию, чего именно только и добивался Ермолов.

Иное значение имело неусмиренное возмущение в ханстве Талышинском. Еще будучи в Баку, Ермолов получил известие, что талышинский хан строит укрепление в гористой и покрытой дремучими лесами местности, чтобы оттуда делать набеги за Куру и тревожить с фланга русскую коммуникационную линию. Но Ермолов не считал нужным принимать против этого какие-либо меры, не располагая для того свободными силами. Он справедливо рассчитывал, что появление русских войск за Араксом само собой не только водворит повиновение в Талышах, но и поднимет мятеж в соседней с ними Гилянской провинции против самой Персии. Расчеты его были впоследствии оправданы обстоятельствами.

Не лишнее сказать, что в те тревожные времена. Россия неожиданно нашла себе сильного союзника за Каспийским морем, в лице Туркменского народа, издавна отличавшегося враждой к персиянам. Есаул Лалаев, посланный Паскевичем в 1830 году в Туркмению, доносил оттуда, что туркмены, кочующие у персидских берегов Каспийского моря и по рекам Атреку и Гюргеню, давно уже ищут только случая, чтобы вступить в подданство Русской империи, и в доказательство своей преданности рассказывали ему, что в 1826 году, когда началась война между Россией и Персией, они со своей стороны предприняли целый ряд нападений на Хоросанскую область. Граница Персии была опустошена и залита кровью. Туркмены возвратились с триумфом; но торжество победы омрачено было внезапной смертью их старого и знаменитого вождя, Бута-хана, прозванного в народе Грозным: он был предательски убит, уже по окончании набега, своим же туркменом, подкупленным персиянами. По смерти его вступил в управление страной старший в роде, двоюродный брат покойного, Султан-Мамед – человек кроткий и лишенный слуха. Только это обстоятельство и помешало дальнейшему развитию кровавой войны, и спасло пограничное персидское население от новых ужасов свирепого туркменского нашествия.

В общем обстоятельства сложились, таким образом, весьма благоприятно, сгладив невыгодное впечатление и уничтожив результаты успехов персиян, приобретенных имя в первое время вторжения в русские пределы. Наступила возможность с возвращением весенних дней внести русское оружие в сердце Персидской монархии.

XIV. ЗИМА В КАРАБАГЕ (Последние действия Мадатова)

Смутно началась в Карабаге зима 1826—1827 года. Волнения, вызванные вторжением персиян и разбудившие в своевольном народе дремавшие хищнические инстинкты, не сразу могли улечься. Войска, зимовавшие там, конечно, удерживали наружное спокойствие; но в сущности никакого спокойствия не было. Извне происходили разбои и грабежи со стороны кочевых народов, живших на границах России; внутри – ходили прокламации карабагского хана, сулившие всем под персидским владычеством золотые горы и поддерживавшие в беках дух мятежа и необузданной жажды старинного своеволия. Мадатов зорко следил за всем, что происходило в крае, и принимал свои меры. Рассчитывая на свое личное влияние, один, часто без русского конвоя, он продолжал объезжать те местности, где можно было ожидать вспышек бунта, и его отважная личность и спокойная речь образумливали население.

Но против разбойничьих набегов пограничных кочевников требовались более действенные средства. Уже вскоре после расформирования отряда Паскевича, дела приняли такой оборот, что Ермолов признал необходимым Допустить военную экспедицию за границы Карабагского ханства. Он свиделся с Малаховым в первых числах декабря, в Нухе, и поручил ему, соединившись с отрядом полковника Мищенко, пройти за Аракс и дать хороший урок кочевым племенам, беспокоившим Карабагское ханство. Ермолов рассчитывал, что племена эти, вытесненные с Муганской степи внутрь Персии, внесут туда необузданность и своеволие и неминуемо произведут большие беспорядки в Карабаге, а быть может и около самого Тавриза.