Кавказская война. Том 3. Персидская война 1826-1828 гг.

Нужно думать, что в Персии, напротив, не без удовольствия смотрели на перемены в высшем управлений Кавказским краем. По крайней мере переговоры о мире, затеваемые персидским правительством, носили характер весьма неуступчивый. Еще при Ермолове, в феврале месяце, когда Дибич только что появился на Кавказе, в Тифлис приезжал персидский посол с письмом от тамошнего министерства к графу Нессельроде. Тогда посол этот, при свидании с Дибичем, который считал неудобным отказать ему в приеме, старался оправдать действия персиян поведением русских пограничных начальников. На категорическое заявление ему, что переговоры не могут начаться до тех пор, пока персияне совершенно не признают свою вину в вероломном нарушении мира, что, во всяком случае, переговоры не остановят с нашей стороны хода военных действий, что, к тому же, перемирия Дибич заключить не вправе, за исключением разве того случая, когда персияне в залог искреннего желания мира дали бы те крепости и то пространство земли, которое он, Дибич, почтет нужным от них потребовать,– посол уклончиво сказал, что он не имеет на то полномочия, быть может, рассчитывая, что продолжающаяся зима пока не дозволит русским напасть на персидские земли. Теперь, в апреле, персидское министерство снова вошло в переписку с графом Нессельроде, но поставило вопрос более открыто, соглашаясь уступить России те земли, которые и без того уже, по Гюлистанскому трактату, остались русскими владениями. Переговоры на этих условиях были невозможны; Персии предложили – Аракc границей и сорок миллионов контрибуции, которая должна была сделать персидское правительство более осмотрительным на будущее время. Государь тогда же обратил внимание Паскевича на то, чтобы не допускать к переговорам английскую миссию и отклонять ее посредничество. Это была программа, которой Паскевич и должен был держаться неуклонно. Продолжение войны становилось неизбежным.

Паскевич и Дибич находили, впрочем, что военные действия против персиян и не представят особенных трудностей. Внося изменения в план, составленный Ермоловым, Дибич писал государю: “Надеюсь, что возможно будет занять еще в марте месяце окрестность Эривани достаточным авангардом, и тем спасти тамошних армян и средства к продовольствию; что в первых числах апреля могут начаться действия и главных сил на поддержание авангарда и для совершенного занятия ханств Эриванского и Нахичеванского, а если в оных найдется несколько способов, то полагаю возможным еще до знойного времени овладеть Марандом, где, равно как в Хое, находится много армян,– а может быть и Тавризом”. Так казалось ему легко и просто проникнуть во внутренние владения Персии.

Действительность, однако, не замедлила опровергнуть расчеты, не основанные на близком знакомстве с местными условиями края, и показать, насколько основательны были осторожные соображения Ермолова.

Кампания началась с того, что русский авангард, под начальством генерала Бенкендорфа, действительно, в первых числах апреля, несмотря на бездорожье, выступил из Шулавер и с необычайными трудностями перешел Эриванскую границу. В половине месяца он уже был в Эчмиадзине. Паскевич твердо надеялся, что населяющие Эриванскую область армяне, к которым русское правительство обратилось с манифестом, не только будут снабжать авангардные войска обильным провиантом, как то они обещали, тем более, что при авангарде находился армянский архиепископ Нерсес, имевший огромное влияние на всех приверженцев армянской церкви, но и дадут возможность собрать в монастыре большие запасы для главных сил, вступающих в Эриванское ханство.

“Армянский архиепископ Нерсес,– писал государю Дибич,– принял высочайший рескрипт с глубочайшей благодарностью; рескрипт будет читан в церквах и публикован на армянском языке; он ручается за верность и усердие армянского народа и надеется при благоприятном вторжении в Эриванское ханство найти у тамошних армян еще довольно запасов, в чем и я уверен”. Вслед за авангардом готовился выступить со всеми войсками и сам Паскевич; поход назначен был именно на 24 апреля, с тем чтобы в начале мая быть уже около стен Эривани.

Но все эти предположения оказались неисполнимыми, и Паскевичу пришлось пробыть в Грузии до половины мая. Без сорокадневного продовольствия двинуться в неприятельские земли было нельзя, а транспорты оказались неготовыми. Навигация по Каспийскому морю еще не открылась, и транспортировка запасов из Баку через Зардоб и Карабаг не могла быть организована, а в Грузии много запасов достать было невозможно. Между тем от Бенкендорфа шли нехорошие вести: его отряд голодал и рассчитывал на подвоз продовольствия из Грузии; эриванские армяне, естественно, желавшие прибытия русских, которые защитили бы их от неистовства персиян, будучи истощены пребыванием у них в прошлом году персидских войск, не могли вынести и сотой доли того, на что рассчитывал Паскевич. Приходилось заботиться о доставке запасов и в Эчмиадзин.