После изделий Феррари и других ученых мастеров, лучшими сортами европейских шашек на Кавказе считаются, так называемые, волчки. Впрочем этим именем их окрестили русские; горцы называют такие клинки “калдын” и “терс-маймун”, хотя оба эти сорта различаются между собою даже по наружному виду. Калдын преимущественно встречается в Нагорном Дагестане, а у Хевсур – это почти исключительное оружие. Широкий, как меч, калдын имеет на одной стороне изображение креста над кругом, а на другой – бегущего волка. На терс-маймуне есть также небольшие кресты, расположенные в известном систематическом порядке, но бегущий зверек изображается лишь несколькими черточками, по сторонам зверька иногда бывают, иногда не бывают латинские буквы Н. М. Эти клинки, высоко ценимые на Кавказе, чаще попадаются в Чечне, хотя чеченцам труднее других доставалось приобретение хороших клинков, так как они жили далеко от Черного моря и даже от Грузии – этих двух центров, откуда распространялось оружие. Неизвестно, почему чеченцы опознали в этом зверьке обезьяну – “маймун”, отчего произошло у них и самое название клинков. Русские признали это изображение за волка и называют такую шашку волчком. Происхождение этих клинков относят также ко временам крестоносцев. Дело в том, что известная французская фамилия Монморанси имела этого волчка в фамильном гербе. Один из этих Монморанси, именно Генрих (Henri) участвовал в крестовых походах и, по обычаю тех веков, свита и оруженосцы его, как и каждого феодального аристократа, носила на оружии герб своего владетеля, украшая его еще иногда и начальными буквами Н. М., то есть Henri Monmoranci. Вот это-то оружие, заказанное по всей вероятности одному какому-нибудь лучшему в то время мастеру, и получило по своему достоинству громкую известность на Востоке. Нет ничего удивительного в том, что грузины, посылавшие свои дружины в Иерусалим на помощь к крестоносцам, как знатоки и любители ценного оружия старались приобретать эти мечи и занесли их в Грузию, где приноровили к потребностям края, то есть переделали их в шашки; но эти шашки выходили почти прямые и только на конце обтачивались так, что представляли слабо изогнутую линию. Нет сомнения, что по их образцу местные мастера стали выделывать клинки с такими же клеймами, но далеко не с теми достоинствами, каким отличалось оружие Монморанси. Подделка всегда и везде соблазняла оружейников, рассчитывавших на тех покупателей, которые, пренебрегая новым добрым железом, приобретают полосы, украшенные старыми гербами, хотя бы и вытравленными солью. Один булат не поддается подделке. Правда, волнистые разводы его могут быть вытравлены и на самом простом железе, но стоит только отшлифовать клинок или намазать мазать его разбавленной серной или соляной кислотой, и эти рисунки исчезнут. Напротив, в настоящем булате, ежели даже разводы стерты временем, то стоит отшлифовать клинок или покрыть его ржавым лаком, употребляемым обыкновенно для окраски стволов, и эти рисунки выйдут наружу.
Но между местными кавказскими мастерами в старое время были такие, изделия которых не только не уступали старым европейским клинкам, но даже превосходили их, предназначаясь почти исключительно для рубки панцирей. Такова, например, знаменитая на всем Кавказе “Гурда”. Рассказывают, что один из мастеров, достигший чрезвычайным трудом и усилиями хорошей выделки этих чудных клинков, встретил себе соперника в лице другого мастера, старавшегося всячески подорвать его репутацию. Произошла ссора, и первый, желая доказать преимущество своего железа, с криком “Гурда!” (“Смотри!”) одним ударом перерубил пополам и клинок и самого соперника. Имя этого мастера изгладилось из народной памяти, но его восклицание “Гурда!” так и осталось за его клинками. Знатоки различают три рода гурды: это – “ассель” (старая “гурда”), “гурда-мажар” и “гурда-эль-мурза”, отличающиеся друг от друга различными клеймами. Такой же славой пользовались на Кавказе кинжалы старого Базалая; но настоящие из них так редки, что немногим удавалось даже видеть их, и большинству они известны только понаслышке. Клинки эти высекают огонь не хуже огнива и бреют бороду, как бритвы. Нынешние мастера довольствуются тем, что кинжал при самом слабом ударе или нажиме врезается в медную монету настолько, что поднимает ее за собою. Немногие, однако же, достигают и этого искусства.