Кавказская война. Том 5. Время Паскевича, или Бунт Чечни

Корганов прибыл в Дагестан, облеченный таким доверием Паскевича и такими полномочиями, какими не пользовался ни один из командовавших на Кавказе генералов. Довольно, например, сказать, что эта загадочная личность, будучи всего в чине майора, распоряжалась всеми войсками, расположенными как в Дагестане, так и на левом фланге, руководила военными действиями, арестовывала местных владетелей, договаривалась именем правительства с местными племенами, аттестовывала всех ближайших отдельных начальников и прочее и прочее. Впоследствии, когда по воле государя возник вопрос о том, кто дал Корганову такие полномочия и в чем они заключались, на него не могли ответить ни Панкратьев, ни Эмануэль, ни даже сам Паскевич, так как на самом деле никаких определенных полномочий дано ему не было, а все заключалось лишь в том нравственном доверии фельдмаршала, при котором каждое слово Корганова в глазах его было непреложной истиной[11].

Впрочем, не столько удивительно самозванное уполномочие Корганова, как поразительно беспрекословное исполнение требований его (например, даже об открытии военных действий) всеми второстепенными начальниками, не ожидавшими даже на то приказаний своих непосредственных начальников, точно личность Корганова с момента своего прибытия в Дагестан заменяла последних.

Объехав Казикумыкское ханство и Акашу, Корганов в конце февраля прибыл в Дженгутай и поселился во дворце мехтулинского хана. Дагестанские владетели, сразу угадавшие в лице Корганова любимца и наперстянка Паскевича, поспешили окружить его раболепством и угодливостью, – а это еще более увеличило фальшивость той роли, которую принял на себя Корганов, и дало ему повод действовать по отношению к самим ханам вполне самовластно и бесцеремонно. Чтобы иметь везде глаза и уши, он прежде всего пристроил к себе родного брата, прапорщика Грузинского полка, и привез с собой двух нухинских беков, которых посвятил во все свои секреты и которые часто самопроизвольно действовали именем своего принципала. При таких условиях, когда все, опасавшееся гнева Паскевича, замкнулось в гробовое молчание, Корганову не трудно было устроить свою систему шпионства, тесно связанного с самым широким произволом и хищничеством, ставившим на первое место личные его интересы. Запуганные владетели, из боязни быть очерненными перед Паскевичем, старались задобрить Корганова, кто червонцами, кто ценными подарками, а кто и красивыми девушками, доставлявшимися к нему даже из сокровенных ханских гаремов. Сам Корганов, проводя время в кутежах и оргиях, обратил ханский дворец – как выражается Ибрагим-бек карчагский, один из молодых и преданных нам владельцев – в притон разврата, пьянства и картежной игры. Молва об этом шла по всему Дагестану и оскорбляла народную нравственность. Но все это не мешало, однако, Корганову, в минуты, свободные от разгула, производить деятельные разведки, стараясь проникнуть сквозь таинственную завесу, скрывавшую за собой нечто туманное и неразгаданное. Из Мехтулы он попытался даже действовать подкупом, чтобы от близких к имаму людей выведать тайны, которые были им вверены. Но суровые мюриды не хотели торговать своей совестью и не пошли на приманку. Тогда Корганов сделал решительный шаг и написал Кази-мулле письмо, стараясь разъяснить ему могущество, величие души и милосердие русского государя. “Правда, – писал он, – у вас в алкоране сказано, что вы не должны служить христианам, но пророк повелевает вам покоряться сильному, а вы со мной согласитесь, что вы много слабее Государя Российского”... Нет никакого сомнения, что мысли, изложенные в этом письме, были мыслями самого Паскевича, и будь проводником их иной человек, они, быть может, и произвели бы еще кое-какое полезное воздействие; но, к сожалению, душевные качества Корганова обрисовались в то время уже настолько рельефно, что горцы, где было можно, видимо от него сторонились.