Кавказские богатыри: очерки жизни и войны в Дагестане

Он вернулся в саклю и прилёг к той стене, к которой должны были приковываться его цепи… Ему недолго пришлось лежать. В дверях блеснул факел. Показался угрюмый Гассан.

— Спишь? — коротко спросил он у солдата, не входя в саклю.

— Спал… А теперь ты разбудил. Чего ещё?

— Так… Я ничего… Ты молись своему Богу!..

— Я всегда молюсь. Я, брат, Бога вот как помню… Нам Его забывать, Милостивого, не приходится.

— Вот, вот! Ты проси Его, чтобы русские стороной прошли мимо Салтов.

— Какие русские? — притворился Груздев ничего непонимающим.

— Русские идут сюда, ваши… — угрюмо сообщил ему Гассан. — Ильгеринские леса прошли… Башни у Субархинского моста тоже. Мы не знаем, куда ваши направятся… Может быть, и не к нам… Но только если сюда, так на джамаате решили, — отрубить тебе голову и послать её к вашим…

— Гостинец! — усмехнулся Груздев. — Ну, что ж, помирать, так помирать… Попа нет — отысповедаться. Да Господь простит. Мученическая смерть — то же причастие святых Его Таин… Так и скажи своему джамаату, — перешёл он на лезгинский язык, — плевать-де Груздев на вас хотел и смерти не боится… А от вашего поганого аула не останется и на воронье гнездо соломы… Наши добры-добры, но при случае и грозны бывают.

Гассан ещё раз кинул на него мрачный взгляд и пошёл прочь…

— Молись!?. Мы молиться не забываем… А только не за себя, а за то, чтобы помог Господь милостивый разбойный аул ваш снести прочь… А там будь, что будет!..

И он повернулся к стене и заснул было, — только сон бежал от него прочь.

Сегодня и пол сакли казался ему слишком твёрдым, и ночь не приносила с собою прохлады… В ауле вверху всё смолкло… Собаки ещё лаяли с плоских кровель, да и они скоро заснули. Стало тихо, так тихо, что сухой звон цикад снизу доносился ясно и резко, точно это было рядом. Пташка шелохнулась на ветке у окна, и это расслышал Груздев. Он тихо поднялся. Что-то молнией блеснуло у него в голове… Грудь заходила, в висках застучало. Он поднял свои цепи и, чтобы не делать шума, вышел с ними, старательно переставляя ноги, — не зазвенело бы невзначай… Положим, около — никого, да ночью каждый звук снизу вверх не пропадёт. Ещё сверху не долетит, — а вверх, как воздушный пузырёк в воде, так и подымется. Где-то со сна тявкнула собака, — и опять безмолвие… Ни зги не видать. Всё небо в звёздах, — а внизу тьма кромешная… Млечный Путь выступил — ангельскою дорожкою считал его Груздев… Так выступил — простым глазом различишь его несчётные звёзды… «Что ж, — если и поймают, всё равно голову срубят… Русские покажутся, — тоже башку долой… Одно на одно… Так сем-ка я им навстречу, голубчикам. Всё путь покажу… А что они сюда идут именно, — куда же иначе им?.. Первый аул по всей округе… Возьми его, — всё остальное смирится… Только одуматься надо»… Он пошёл к своему месту в скалах. Дорога что, — дорогу он и ощупью найдёт… Дорога — пустое дело. К рассвету-то он в Чёрной балке будет… А пока здесь хватятся, и в лесу схоронится… Дело самое пустое… Да далеко за ним идти побоятся… У себя теперь будут оборону готовить…

Он всмотрелся в мрак, расстилавшийся перед ним… Теперь в нём всё пропадало — и вершины, и горы, и ущелья… Одни звёзды сияли в небесах… Вон одна покатилась, оставив лёгкий след на мгновение… Но — что это?.. Точно примерещилось что-то на одной из вершин… Нет, пониже… Да — это на горной плоскости, верстах в десяти отсюда… Он знает это место. Днём его видел… Точно огоньки… Блеснут и пропадут… Ещё блеснули, остались… Опять занесло их будто облаком. Не звёзды же небесные пали туда?.. Нет, разумеется… Аула там отродясь не бывало. Чему же там гореть… Неужли наши костры?.. Они и должны быть… Близко-близко, значит, свои… Вон куда им надо навстречу. Только как же они разбили там лагерь, — ведь на высоте аул около. Днём его видно было. На его плоских кровлях и белых саклях утренняя заря всегда розовыми лучами играет… Да-да… Вон он. Нет, не дали наши промаха… Запылал аул… Далеко — выстрелов не слыхать, — а видно, как огонь бежит по слепившимся саклям вверх; ишь вытянулся тонким языком, — обвился, должно быть, вокруг минарета мечети… Ну, теперь и Степан, уходи! Ждать добра нечего!..

Он тихо стал на колени…

— Господи!.. Спаси… «Да воскреснет Бог и расточатся врази его… И да бежат от лица Его ненавидящие Его… Яко исчезает дым, тако да исчезнут»… Как дальше?.. Всё равно: «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей и по множеству щедрот Твоих, помилуй мя!..»

Он в последний раз взглянул на спящий аул…

Только в сакле муллы у мечети мелькал огонёк… Всё остальное пряталось в непроглядную тьму…

— Прощай, Салты!..