Друг его понял разом. Он потупился и, немного спустя, проговорил:
— Бог один… Мы его называем Аллахом, христиане — Иссою… Он стоит за правых… Все дороги — и твоя, и моя, одинаково ведут к Нему… Может быть, ему так же приятна молитва муллы в мечети и намаз мусульманина на кровле его сакли, как и пение христианского священника, и крест солдата на стенах крепости… Как бы ты ни верил, как бы ты его ни называл, — мы будем молиться одному Богу. Имя не делает разницы. Сердце твоё останется таким же мужественным, а ты уж вырос в бою, чтобы без чужой указки самому находить путь. И какой ты найдёшь, — тот для тебя и будет хорош.
Они крепко обнялись, наклонясь друг к другу с сёдел и как раз вовремя, потому что через минуту наткнулись на громадное стадо баранов.
— Чьё это? — спросили они у погонщиков.
— Кадий верхнего аула посылает с покорностью коменданту.
— Не смела старая лисица сама показать носу! — засмеялся Амед.
— Скажи кадию, — вмешался Мехтулин, — что моя шашка давно по его шее плачет.
— Твоя воля, господин…
— А там что за толпа?
— Тот же кадий посылает в крепость хлеб и просо, и бузу…
— Знает, с какого конца начинать! — тихо проговорил Амед.
Но он был так счастлив в эту минуту, что встреться ему кадий, наделавший столько хлопот русским своею изменою, он бы и его встретил радостною улыбкой…
В освобождённой крепости
Не успел ещё Амед подъехать к воротам крепости, как навстречу ему вышла оттуда Нина с доктором и священником. Молодой горец, краснея, поклонился ей, — она тоже вспыхнула, увидя его, и застенчиво отвела глаза.
— Ну, герои, — смеялся доктор, — что нового узнали?
— Ничего нет. Все ихние шайки ушли в горы… Мы обыскали долину и в ущелья смотрели.
— Да?.. Слава Богу, слава Богу… «Славься сим Екатерина, славься нежная к нам мать!» — фальшиво запел он. — Вот барышня, дела ей видно мало, заставила по жаре ходить. Может, вы поможете убедить её.
— Что вам угодно?
— Раненых ищем… Нет ли раненых, вишь!.. Стосковались по ним, верно, — у самих мало.
Нина только улыбнулась.
— Я не видел. Там, где я был, их нет. Может быть, около крепости?
— Наверное, не найдём.
Лишь теперь, сам оправившийся от устали всех этих страшных дней, Амед заметил, как побледнела и осунулась Нина за время осады. Только большие глаза её стали ещё крупнее, и на лицо девушки легло выражение решительности и силы. Не даром для неё прошло это испытание. Она окрепла в нём и вместо наивной и простодушной, несколько сентиментальной и робкой «девы гор», как её называли в Дербенте, — Нина стала настоящим человеком, готовым на борьбу и уверенным в победе. Сегодня, тоже оправившийся, Брызгалов всё утро любовался ею и предложил было ей уехать в Тифлис к родным, чтобы немного очнуться ото всех пережитых ужасов, но она только с удивлением повела на него взглядом.
— Мне уехать? Зачем?.. Здесь ещё столько дела… У нас лазареты полны…
— Да тебе-то надо отдохнуть…
— Я не устала… Моё место здесь, с вами.