Кавказские богатыри: очерки жизни и войны в Дагестане

Что может сравниться с чудною, почти фантастическою картиною Тифлиса лунною ночью! Вы видите тёмную глубь котловины, сверкающую тысячами огоньков. Все скаты гор кругом усеяны этими же огоньками. Они везде — и вверху на горах, и внизу, только тёмная полоса Куры чёрною лентою выделяется из этого моря огня. Да и по её окраинам отражения их дрожат в струях, то медлительной и ленивой, то неудержимо стремящейся вперёд реки… Шум замер. Но вот из тишины вырываются громкие звуки зурны. Закутивший грузин шатается от одного духана к другому. Лихо закинуты назад рукава его чухи, заломлена на самой темя барашковая шапка. Руки заложил он за пояс из золотого позумента с серебряными под чернью бляхами. Он, шатаясь, поёт себе весёлую, бесшабашную песню. Сами зурначи тоже под хмельком. Каждый тянет своё, мало думая об общей гармонии. Выбивают плясовую дробь парные барабанчики — «тибли-бито ногара». Совсем не в такт им слышится грустная, молящая о чём-то мелодия «джианури» — род трёхструнной гитары, визгливо заливаются на всю улицу «дудуки» — дудки, и глухо вторит им барабан — «талабанда», по которому и сверху, и снизу дубасит полупьяный музыкант. Зурна кажется особенно полною, если в ней участвуют «чангури» — род балалайки, на которой играют роговым когтем.

Когда Амед спустился в суматоху город, ему казалось, что он попал в сказочный мир, где в бесчисленных лавках горели тысячи фонарей и свеч, и толпа шумела кругом вовсю.

— Где дворец наместника? — остановил он какого-то солдата.

— Налево будет.

Только что отстроенное здание казалось грузинам того времени чудом архитектуры. В окнах было светло, оттуда слышалась сюда военная музыка. В воротах стояли часовые.

— Кого вам? — остановил его дежурный адъютант, когда, покинув коня во дворе наместничьего дворца, он вошёл в первую приёмную.

— Князя Воронцова.

Тот улыбнулся и смерил его с ног до головы, так что Амед растерялся и покраснел.

— А зачем вам надо наместника?

И он загородил ему вход в те комнаты, хотя Амед и не порывался туда.

— Об этом я сам доложу его светлости… Скажите, что я приехал с донесением от полковника Брызгалова, коменданта Самурского укрепления.

Тон и лицо адъютанта мгновенно изменились.

— Простите, голубчик… Я не знал… — и он горячо схватил и пожал руку Амеду. — А вас как звать?

— Амед Курбан-Ага елисуйский…

— О, Господи! Поцелуемся, молодчинище… Извините, что я вас так… Как обрадуется Михаил Семёнович!..

Офицеры у себя звали наместника по имени и отчеству. Это было в хороших старых правах боевой кавказской армии.

И адъютант, взяв у Амеда пакет, живо бросился во внутренние комнаты.

У наместника

У Амеда сильно билось сердце…