Кавказские богатыри: очерки жизни и войны в Дагестане

Казалось, что это самый туман кругом весь грянул каким-то одним стихийным криком. Крик этот передаётся дальше, — вся равнина полна им. Он реками вливается в ущелья по ним всползает на утёсы, и с их вершин сверкают беспорядочными огоньками тысячи выстрелов, направленных наугад… Но крепость уже стихла; грозная и молчаливая, — она ждала нового нападения, новых враждебных волн, которые должны были разбиться о её твердыни… Теперь, — когда вся эта равнина горела и сверкала выстрелами, когда утёсы одевались их огнистою каймою, — она казалась тёмным пятном посредине. Безмолвствовали её защитники. Скрестив руки на груди, Брызгалов с башни смотрел вперёд как с рубки капитан корабля, застигнутого бурею… Он, казалось, оценял силу и бешенство напора этих могучих валов, нёсшихся ему наперерез, удары ветра, грозившего изорвать его снасти и сломать мачты, фосфорические огни молний, падавших отовсюду, и зловещий гул не прекращавшегося грома вверху… Солдаты стояли у стен и так же как он не отводили глаз от тех далей, в туманах и тучах которых теперь рождалась новая буря… Пули падали отовсюду и чмокались о камень зубцов и парапетов, о землю брустверов, свистали в воздухе… С каким-то жалобным жужжаньем точно большие пчёлы проносились над головами…

— Раненые есть? — спросил Степан Фёдорович.

— Трое… — отвечал из темноты невидимый голос.

— Кто такие?

— Сергеенко, Стасюк и Балагаев.

— На перевязочном пункте?

— Никак нет-с!

— Это ты сам, Стасюк?

— Точно так!

— Чего же ты не идёшь на перевязку, да и остальные?

— Раны нестоющие. Колупнуло… Какие, ваше высокоблагородие, раны, коли мы на ногах стоим. И ещё им, гололобым, покажем себя…

— Убитых?

— Никак нет-с.

Вдруг в это время точно фантом показалось снизу что-то белое, тихо подымавшееся на боевую позицию.

— Кто это? — удивился Брызгалов.

— Папа!

— Нина? Зачем ты здесь?.. Разве можно?.. — строго спросил он, идя ей навстречу.

— Папа, мы с доктором были внизу… Ну, если раненые не хотят идти к нам, — мы сами пришли к ним с перевязками. Я уже Балагаева перевязала. В левую руку он, — деловым тоном отвечала Нина…

— Точно ангел… Барышня-то! Быдто с неба, значит, — слышалось в темноте около.

— Теперь Стасюка — вот, да он не даётся. «Нестоющая», — говорит…

Брызгалов не выдержал, взял голову дочери и поцеловал её.

Затишье продолжалось недолго.

Сообразив, что секрет ночной атаки не удался, — горцы теперь уже с шумом и гвалтом приготовлялись к новой. Из удалённых ущелий вновь послышался гул, как будто втянувшиеся туда живые реки направились обратно в долину Самура. По ней шли уже явные приготовления к новому бою. Слышались громкие оклики наибов и ответы их отрядов. Дидойские хриплые крики сливались с орлиным клёкотом, на который так похож говор хунзахцев. Стройные отзывы дисциплинированных гимринцев пропадали в взрывах восторженных фанатиков салтинцев. Взвизгивания чеченцев прорезывались в этом общем хоре сама себя выдающей бури. Брызгалов тщательно прислушивался, откуда будет направлен главный удар. Ему хотелось определить, где Хатхуа, бывший самым опасным из врагов. Его безумная храбрость, хорошо известная Степану Фёдоровичу, заставляла опасаться какой-нибудь неожиданности… Коменданту безмолвной теперь крепости не пришлось ждать долго… Вот сквозь весь этот хаос самых неукротимых звуков и криков сначала послышался стройный и тихий хор, и по мере того, как рос, — остальные звуки или замирали, или присоединялись к нему. Точно из искры разгоревшееся пожарище, — священный гимн газавата раздался справа и теперь уже охватил собою всю массу врагов… Как знамя, он поднялся над нею, перекинулся языками всесожигающего пламени на скалы, — как будто и они своими каменными грудями присоединились к общему пению воинственных мюридов… Брызгалов знал теперь, откуда идёт наступление. Хатхуа вёл его прямо на него…

‎«Слуги вечного Аллаха!

К вам молитву мы возносим,

В деле ратном счастья просим,

Пусть душа не знает страха»…

Главным образом шло оттуда…

— Сейчас они крикунов вышлют! — угрюмо улыбнулся Брызгалов. — Штабс-капитан, — без тревоги все резервы из казарм на стены! Всё, что у нас есть… Ваши уж отдохнули?

— Точно так-с!

— Сейчас же…

Тревога бы выдала горцам, что против них на глазах и брустверах крепости вся наличность её в эту минуту.

Спустя несколько минут, послышался топот роты, выведенной на верх. Строй солдат здесь сгустился. Молчание старой крепости становилось грознее и грознее…

— Нина! Ступай домой! — решительно приказал Брызгалов. — Теперь тебе здесь не место.

— Папа — я к доктору, я ему нужна буду…

— Хорошо! — он её благословил и долго смотрел вслед, как её стройная фигура в белом удалялась, сливаясь с сумраком этой так бесконечно длившейся ночи…

— Левченко!..

— Здесь!

— Ты мастер отругиваться по-лезгински… Можешь теперь вволю…

— Сейчас, ваше высокоблагородие… Пущай только они начнут.

Точно он накликал. Впереди послышался сумасшедший бег коней, и перед крепостью замелькало несколько всадников.

— Ишь, — прошептал Левченко. — Хуже лаков никого не нашли!

— Почём ты знаешь, что лаки?

— А верхи на папахах длинные… Болтаются, что чулок бабий.