Понятно, такой непосильный труд и сидение в течение всего дня на одном месте выводили из себя маленьких детей, которым училище не представляло ничего, кроме скуки и истязания. Те, которые готовились к званию раввина или резника, спокойно переносили трудности школьной жизни, но мальчики, которых не занимала никакая будущность, тяготились этими порядками и побоями и, раз убежавши из школы, ни за что не хотели вернуться в нее вторично. Подобная жизнь, если не хуже, ждала учеников и в низших училищах. Там они исполняли обязанности и школьной прислуги, и учеников.
В отсутствие рабби, что бывало очень часто, на его место садился один из старших учеников и исполнял роль учителя. За незнание урока или за какую-нибудь шалость он наказывал маленьких еще хуже, чем рабби, поэтому в отсутствие рабби в классе не бывало ни одного маленького, за что им, конечно, очень строго доставалось как от рабби, так и от их родителей. Однажды жена рабби заболела, и дочь гостила у дяди, в другом ауле; вместе с этим начались в училище различные беспорядки; оно оставалось по три дня не подметенным, не топленным, и ученики терпели от жажды. Дня два-три рабби заставлял нас, маленьких, следить за нуждами училища и исполнять их, но чрез несколько дней мы вовсе перестали ходить, говоря, что нас заставляют работать для старших. После этого рабби прочитал нотацию старшим, и когда один из них ответил довольно дерзко, то рабби дал ему пощечину; ученик, долго не думая, ответил ему тем же, и началась драка между учителем и учеником… Это было причиной закрытия училища.
Другого выхода не было. Получая от маленьких по 2 руб. 40 коп. в год, а от больших по 8—10 руб., рабби собирал всего около 200 руб., на которые должен был покупать скамейки, нанимать училище, топить его, доставлять воду для 45 человек, нанимать еженедельно женщину для мытья полов и пр., и пр. Согласитесь, что немыслимо сделать все это на 200 руб., не считая тут и труда над учениками. От этого редко какое училище держится более 5–6 лет и наконец закрывается. Это относится к высшим, а о низших нечего и говорить, потому что они открываются резниками, большею частью не имеющими совести и угнетающими детей, а такие учителя меняются ежегодно и кочуют из аула в аул. Несмотря на печальное положение училищ, общества не принимают в них никакого участия. Может быть, они были бы готовы содержать училища, но, видно, не хватает на это средств.
Вот главные причины жалкого состояния образования между горскими евреями и упадка духовного развития народа. Между тем мы видим в этом народе истинное желание получить образование, и каждый отец дает последнюю трудовую копейку, чтобы сын его сделался грамотным. Это мы видим, во-первых, из сравнения статистических данных о числе грамотных у путешественника по Кавказу Иуды Черного за 12–15 лет тому назад, с числом грамотных между горскими евреями в настоящее время. У Черного говорится, что в Дербенте найдется около 20 человек, знающих немного еврейскую грамоту, а теперь находим их около 120 человек; в Араге 8 – теперь приблизительно 55, в Кубе 30 – теперь 460, так что средним числом выходит в каждом месте почти в 10 раз более прежнего. Во-вторых, сравнивая стремление к грамотности у горцев-евреев и горцев-мусульман, мы заметим, что оно у первых почти в 3 раза больше, пропорционально дымам и душам в аулах. Так, например, в Кюринском и Кайтако-Табасаранском округах мы находим у мусульман:
Те же аулы дают для горских евреев:
Из этих чисел мы видим, что, составляя в тех же аулах гораздо большее количество населения, татары имеют меньше на 5 учителей, на 8 училищ и на 115 учеников; или иначе:
Говоря о грамотности, следует заметить, что под грамотностью разумеется у евреев только уменье читать молитвы и писать письма. Читают горские евреи тоже не так, как русские или европейские, отчего последние очень мало понимают, присутствуя на их богослужении. Это происходит от того, что в языке европейских евреев, составляющем жаргон языка того народа, среди которого они живут, нет звуков, свойственных восточным языкам, и, кроме того, горские евреи сохранили некоторые архаические черты в произношении отдельных еврейских букв.
В самых обрядах богослужения и в содержании молитв находим также значительное различие между горскими и европейскими евреями, особенно в праздничных днях.
Синагога или молитвенный дом бывает построен почти везде по одному типу и представляет собою большую комнату, освещенную большими окнами, проделанными в трех стенах, кроме западной. Пол устилается коврами, на которые садятся, поджав под себя ноги, горские евреи кругом около стен и несколькими рядами по средине. В западной стене находится шкаф с золотыми в иных городах галунами на верху и львами по бокам – кивот Завета. В нем помещаются свитки из пергамента, на которых написаны заповеди Моисея и серебряные короны с колокольчиками, которые надеваются на верхние рукоятки свитков во время поднесения их к молящимся для прикладывания.