Кавказские новеллы

Они спустились вниз по улочке к автомобилю Штефана. Тот вышел, чтобы познакомиться с Леной, вскоре они уже мчались по шоссе, ведущему на север Хорватии.

Лара не открылась, что, увозя несчастную Лену, она надеялась на чудо, какое произошло с нею. Тогда кто-то из цветлинцев найдёт свое счастье, а Лена – любовь и покой в Цветлине.

И едва Лена вышла солнечным утром к Брежанским горам, как по верхней дороге спускавшийся Марко даже зажмурился от видения – волосы у неё светились золотым ореолом вокруг синих, как цветы, глаз.

Позднее, когда Марко, совсем переставший пить, сел за руль, чтобы повезти её в Лепоглаву, Лена, увидев первое же придорожное распятие Христа, выбежала из машины, обняла его подножье и, как простые славянские женщины, разрыдалась в голос. Ее узкая спина и плечи так содрогались, что Марко, не выключая мотора на трассе, где только и сновал «Горан-полицай», выскочил за ней, чтобы поднять с колен и прижать к своей груди.

И это была вторая пара Цветлина, освобождавшегося от своего Принципа.

Ёжи и Кира

Ёжи-цветлинец когда-то захотел попасть в книгу рекордов Гиннеса и не чем иным, как пятиметровым стеблем конопли. Он вырастил такую коноплю и попал в знаменитую книгу, а вместе с тем попал на три года в хорватскую тюрьму за разведение марихуаны.

Выйдя из тюрьмы, он сразу оказался на войне – то с боснийцами, то с сербами.

Навоевавшись, он пил, иногда беспробудно, потому что было нечто такое, чего он, как ни старался, забыть не мог.

Ёжи погибал, пока полгода назад не вытащил из летней сутолоки возле Церкви Девы Марии – Киру, растерянную, неизвестно как попавшую туда, и неизвестно куда стремившуюся бежать дальше.

В этот зимний вечер они снова заехали в супермаркет под Бедней, над крышей которого всегда светился сакраментальный вопрос «ЧТО?». Ёжи набрал несколько бутылок пива, светлого и тёмного, чтобы пить до одурения.

Пока он ставил в гараже машину, Кира успела разжечь камин, они устроились возле него на полу, покрытом ковром, упираясь спинами в тяжелые кресла, и пили бутылку за бутылкой. После пятой бутылки Ёжи неожиданно сказал:

– Всё ничего – и гашиш, и тюрьма, ушло и всё! Но я убил его!..

И заплакал, как плачут дети.

Кира уставилась на него, пытаясь лучше рассмотреть в отблесках каминного огня. У неё было чувство, что всё, что было до этого, того не было, а то, что есть сейчас, это продолжение её погибельной жизни последних лет.

– Кого ты убил? – вначале почти беззвучно спросила она, потом яснее осознав эту страшную для неё новость, ломавшую всю её нынешнюю жизнь, стала трясти его, повторяя:

– Кого ты убил, отвечай, кого ты убил!

Она трясла его, он продолжал рыдать, пока, наконец, смог ответить:

– Маленького сербского мальчика, когда был снайпером. Он выскочил неожиданно и бросился к отцу. Тот уже лежал убитый. Я не знаю, как это вышло, но я убил и его!

Через какое-то время Ёжи, наконец, обратил внимание на то, что Кира съежилась в кресле, притихла и странно смотрела на него, будто только что осознала:

– Я ведь тоже убила… мальчика…, – и разрыдалась. Я знала, этот человек обманул меня, а у меня не было даже крыши над головой!

Дед Киры был генералом, они жили втроем: дед, мама и Кира в самом центре Москвы, на Остоженке, напротив того места, где со дна водного бассейна вновь поднялся Храм Христа Спасителя.

В той большой квартире старинного двухэтажного особняка родились и Кира, и её мама. В эпоху перестройки перемены стали косить старых фронтовиков, они быстро уходили один за другим. Умер и генерал.

Вскоре друзья стали предупреждать, что на такие квартиры в центре Москвы – с метровыми стенами, большой площадью – у нуворишей особый спрос.

Когда был объявлен капитальный ремонт дома, Киру с мамой выселили – «временно, на срок капремонта» – в какие-то хрущёвские трущобы, куда нельзя было вывезти ни мебель, ни книги их большой библиотеки.

Мама Киры в это время была уже тяжело больна, её пришлось положить в больницу, откуда она ни в какую квартиру больше не вышла. С похоронами помогали все друзья семьи.

И теперь испытания продолжались самым жестоким образом. Когда ремонт дома закончился, Кире квартиру не вернули.

Генеральскую квартиру очень быстро продали. Счастливчиком оказался шустрый телеведущий одного из каналов Центрального телевидения, который в своем интервью гламурному глянцевому журналу не смог скрыть горделивой радости, что стал владельцем старинной московской квартиры в самом центре столицы. Ко всем удовольствиям, она досталась ему без проволочек и совсем не дорого.

А самым замечательным было то, что его окна смотрят прямо на Храм Спасителя, словно это давало перманентное очищение от всех грехов.

Его передачи затрагивали самые больные для зрителей страны темы, которые цинично можно было считать «модными», если бы не их жесточайший реализм.