Кавказский фокус

— А ты повежливее, повежливее со старшими по возрасту говори, «недобрый человек». Сам кто такой и что здесь делаешь? Я такое же право спросить имею, как и ты. И вообще, это горы моего народа, это мои горы, а ты тут — чужой. Не знаю уж, гость ты или вор, но ты — чужой! И учись возраст уважать, как у нас на Кавказе положено.

— Ни хрена себе, дедуля! — повторил старший лейтенант, желая, видимо, лишний раз подчеркнуть свою растерянность. Если старик — человек проницательный, он должен этот повтор принять за растерянность. — А ты борзый. И еще злее меня, пожалуй, будешь… Ну, допустим, я гость, что это решит?

— Я тебя спрашиваю, что ты тут делаешь?

— А гуляю я тут… Погода хорошая. Ночь приятная. Воздух свежий. Вот и гуляю… Устроит тебя такой ответ?

— Не устроит, — голос старика стал громче и категоричнее. Теперь уже микрофон четко улавливал все его слова и доносил до слушателей. — Отсюда до ближайшего села, где я живу, почти двадцать километров. Ты в нашем селе не был, иначе я бы тебя видел — я в крайнем доме с этой как раз стороны живу, значит, пришел ты не оттуда. Тогда откуда ты здесь взялся и по какой причине прячешься? Говори…

— А тебе что за дело? — грубо ответил «недобрый человек». — Ты что, мент, чтобы мне допросы устраивать? Или на военную комендатуру работаешь?

— Я просто местный житель. И ментом никогда не был, и, как все честные люди, ментов не люблю. А ты что, никак от ментов прячешься? — голос старика, кажется, стал мягче.

— Не твое дело, от кого я прячусь и прячусь ли вообще. Пусть другие от меня прячутся, я — человек недобрый, как я уже сказал, — старший лейтенант перешел на откровенную грубость. — Куда ночью направился? Говори или дальше не пойдешь…

— Почему это?

— Потому, что я дальше не пущу.

— А ты попробуй!

Глава седьмая

Африканов встал. И одновременно посох старика превратился в дубинку, описывающую большой круг в воздухе. Если бы дубинка закончила свое движение на голове старшего лейтенанта, его не спасла бы даже каска. Но старик, вероятно, не желал рисковать и бить по каске, не зная, выдержит ли она такой удар, и потому планировал ударить старлея в плечо или в шею. По крайней мере, смотрел именно туда.

При ударе в плечо дубинка обязательно сломала бы большой плечевой бугор, а при ударе в шею сломала бы и саму шею, и ключицу. Но Африканов не стал ждать и определять, куда посох попадет, он просто быстро шагнул вперед и толкнул старика в плечо. Сильно и резко толкнул. Причем в то самое плечо, что разворачивалось для удара. В результате местный житель и сам не удержался, и дубинку не удержал — она выпала из его рук, хотя до этого успела развернуть тело еще на пол-оборота, а дополнительный толчок локтем, вроде бы нечаянный, только для того сделанный, чтобы самому по инерции не упасть, вообще свалил старика.

Африканов поднял посох и взялся за него двумя руками, прокрутил пару «восьмерок», показывая, что и он умеет с дубинкой обращаться.

— Ну, говори, старый, куда направился? Не то точно здесь останешься. Ты тут шакала спугнул, так будет ему, голодному, добыча.

И, словно в подтверждение этих слов «нехорошего человека», неподалеку сначала «засмеялся», а потом и «заплакал» шакал^[22]. Это был обычный для здешних мест звук. Шакалов в местных горах водится много. Но звук этот раздался весьма кстати. И он испугал старика больше, чем возможный удар дубинкой. Должно быть, несмотря на возраст, воображение старик имел богатое, и легко представил себе, как его тело рвет всегда голодный и жадный, без конца линяющий и потому неприлично косматый, клочкастый зверь с поджатым хвостом. И потому отвечать стал быстро, заискивающим тоном:

— Сына похоронить спешу. Отпустил бы ты меня, добрый человек. Я же вижу, что ты добрый. Недобрый сразу ударил бы старика. А ты не ударил. Ты добрый. А мне сына похоронить надо. Он здесь, неподалеку погиб. Мне позвонили и сказали, чтобы я пришел. Тут, в конце ущелья, соревнования авиамоделистов проводятся. Что-то у них там случилось, и мой сын погиб. Утром его хоронить будут. У нас так полагается — хоронить сразу. Как без отца, без родных? Отпусти меня, добрый человек…

— Сын, говоришь, умер… — старший лейтенант Африканов задумался.

— Если не веришь, со мной пойдем…

— Как же! Просто бегом за тобой побегу! Мне в другую сторону…

— Может, правда на похороны спешит… — предположил капитан Севастьянов, пользуясь тем, что старик его не слышит, но слышит Африканов. — Василь Василич, вам решать…

— Саня, отпусти его… — с опасливым вздохом приказал Сварог.

— Иди на свои похороны, — сразу отреагировал на приказ Африканов. Видимо, очень хотелось старшему лейтенанту этот приказ услышать, и он был к нему готов. — Только скажи мне, где твое село. Направо или налево из ущелья?

— Как выйдешь, сразу налево, добрый человек… Извини уж меня, старика, но ты, я вижу, людей сторонишься… Что так?

— А тебе что?

— Помочь, думаю, может, нужно… В беде человек…

— Скажи-ка мне, в твоем доме меня покормить смогут?