Кавказский след

— Нет, не Михаил. Вас беспокоит следователь областной прокуратуры Бабурин Сергей Петрович.

Высокий женский голос потускнел, в нем появились нотки безнадежности, покорности судьбе.

— Следователь? Господи, неужели несчастную вдову в чем-то обвиняют?

— Пока нет, — слово «пока» жирно выделено, дважды подчеркнуто. — На сегодняшней стадии нужно просто поговорить… Учитывая ваше состояние после потери мужа, я решил не вызывать к себе — напроситься… в гости.

— Спасибо… Приходите…

Короткий диалог напоминает пружину часов, которую медленно, опасаясь срыва и поломки сложного «механизма», заводят не до отказа.

С удовлетворением положив трубку, Бабурин сам себя похвалил за лихо проведенную беседу. Будто погладил по головке и наградил плиткой шоколада. Аккуратно переложил разложенные на столе бумаги в сейф, запер его двумя поворотами двухбородочного ключа, придирчиво оглядел кабинетик — все ли в порядке? — и покинул здание…

Раньше, до потрясших Россию реформ, квартира Басовых могла считаться шикарными хоромами — шесть комнат с приличных размеров холлом, с двумя ванными комнатами. Расположена на четвертом этаже кирпичного дома. Сейчас, по сравнению с многокомнатными особняками или аппартаментами во весь этаж жилого дома, квартира банкира — настоящая нищета, свойственная разве чиновнику средней руки. В вопросах быта Басов обладал удивительной консервативностью, терпеть не мог любых перемен, а уж переезды вызывали у него отвратные судороги.

Остается удивляться неожиданному желанию банкира приобрести дополнительную головную боль в виде загороднего дворца. Скорей всего, настояла супруга. Похоже, уважает Любовь Трофимовна этакий шик-блеск, терпеть не может приземленности, обыденности.

Вдова приняла посетителя не на кухне, тем более, не в холле — в гостиной, увешанной дорогими картинами, заставленной стильной мебелью. Одного выставленного на обозрение хрусталя хватит для приобретения нескольких квартир в «хрущебах».

Женщина — не в трауре, как можно было ожидать, — короткая юбчонка, открывающая точенные ножки, блузка с глубоким вырезом. Самая настоящая девчонка, а не супруга пожилого банкира. Несмотря на искусно наложенный макияж, сквозь него просвечивается грусть. Несколько морщинок залегло в углах рта, накрашенные ресницы походят на ворота речного шлюза — удерживают напор слез.

Получается этакое «ассорти» из горестных раздумий и плохо спрятанной радости от обретеной свободы — обеспеченной и безоглядной. Безвольный, наполненный горечью, взгляд никак не стыкуется с оголенными почти до самого стыдного места ножками, монашеская смиренность плохо сочетается с открытой до самых сосков грудью.

Бабурин — не аскет и не католический монах, проповедующий безбрачие, обычный холостой мужик, долго, слишком долго, лишенный женской ласки. Поэтому он не мог остаться равнодушным к женским прелестям вдовы, поневоле косился на груди, не мог отвести жадного взгляда от подвижных бедер, скрытых за тонкими колготками. С трудом преодолел несвоевременную разнеженность. Ибо предательская мягкотелость обязательно повредит предстоящей напряженной беседе со свидетельницей… Или — подследственной?

— Прошу, — изящный жест ручкой показал дверь, куда хозяйка просит пройти гостя. — Присаживайтесь…

Сергей Петрович утонул в кресле. Глаза снова будто прилипли к полуобнаженной женской груди. Все же зря он столько времени живет холостяком, давно пора жениться, бессвязно подумал холостяк, переведя взгляд на развешенные полотна знаменитых художников. Потом — на горку с дорогим хрусталем. Потом — на огромную люстру с множеством хрустальных подвесок. Следователь готов смотреть на что угодно, только бы — не на красавицу.

А она, чертовка, кажется, все понимает — показывает в ехидной улыбочке великолепные зубки, которых, наверняка, еще не касался стоматолог. Дескать, гляди, мент, любуйся, замирай от восторга. Но только любуйся, не больше — ягодка не тебе предназначена, на нее нацелилось множество мужиков, впору конкурс объявлять.

— Чай? Кофе? — почему-то шопотом спросила вдова. Скорей всего, подчеркнула интимность обстановки, не соответствующую возможному допросу. — Вафли? Печенье? Бисквит?

— Спасибо, позавтракал и пообедал…

— При чем тут завтрако-обеды, — принужденно засмеялась хозяйка. — Просто принято перед серьезной беседой смочить горло… Кстати, что вы предпочитаете: коньяки, ликеры или нашу родную водочку? Покойный супруг был большим знатоком крепких напитков.

— Спасибо, — повторил Бабурин. — Если можно — закурю…

— Ради Бога! Может быть, сигару?

Сергей Петрович, не отвечая, достал привычную «яву». Любовь Трофимовна поддержала компанию — закурила длиннющую сигарету импортного завоза. Дымки поднялись к потолку, сплелись друг с другом, словно дружески пожали «руки».