Кавказский след

Но сейчас Бабурина интересует странное содружество, из головы не идет третий «кончик». Почти наверняка, он тянется из-за границы, подпитывает еще один, который почти не виден, но судя по откровению Димки и по информации Вертелова, этот полуневидимый «отросток» имеет кавказскую родословную. Вернее сказать, кавказский след.

— Послушай, пожалуйста, Сергей Петрович…

В спокойном состоянии Адуев говорит почти без акцента, но когда чем-то взволнован — пробиваются характерные словечки, выражается витиевато, спотыкаясь на отдельных словах. Будто бредет чеченец по каменистой дороге, пересчитывает ногами каждый камушек.

— Что случилось, Ахмет?

— Понымаешь, Сергей Петрович, встретил земляка. Из-под Грозного, рядом жили, отцы на нефтеперегонке вместе работали… Старый друг, еще по школе…

Адуев явно не мог справиться с непременным вступлением, путался, повторял одни и те же фразы.

— Не волнуйся, дорогой, успокойся. Что же поведал тебе земляк?

— Другой друг Мануева, понымаешь, кавказский боевик. Задурили парню башку, вот он и сунул ее в печку… Понымаешь? — Бабурин успокоительно кивнул: понимаю. — Кунак сообщил — покушение на тебя готовится. Десять боевиков в Москву собираются… Поберечься надо. Очень прошу, без меня не ходить, не ездить, поберечься.

Вот это новость! Захваченный расследованием убийства банкира, Бабурин начисто забыл об угрозе собственной жизни. Упустил из виду. Или считал, что на такую мелкую сошку, как следователь областной прокуратуры, никто не позарится? Даже пуля, выпущенная в него в приемной юридической консультации, не заставила задуматься.

Если так — зря. Вещественные доказательства, сведения, почерпнутые из допросов, запущенные «дезы», в виде подписок о невыезде — все это не только накапливают «багаж» следствия, но и неизбежно настораживают преступников, их поддельников и покровителей. Устранение следователя, слишком глубоко проникшего в недра мафии — самый действенный способ устранить нависшую опасность.

— Спасибо, Ахмет, учту…

— Учитывать — мало, беречься надо, — не успокаиваясь, наседал Адуев, разве только не тряс глупого следователя за плечи. — Я всегда буду рядом, очень прошу, не езди один…

Пришлось согласился. Действительно, сыщик прав — береженного и Бог бережет и Дьявол обходит стороной…

Бабурин машинально нарисовал на бумаге ангела с крылышками, придав ему облик своего непосредственного начальника. Рядом — рогатый враг рода человеческого в золотых очках Хвостова. По-детски прикусив кончик языка, нарисовал между ними отрытую могилу с гробом.

Бог и Дьявол…Нет, два Дьявола.

Без помощи Машкина не обошлось. Главное в задуманной схеме — его согласие с предложением вдовы банкира. Это позволит вывести из игры двух второстепенных персонажей — Басову и Степанова. Во вторых, на какой-то период времени успокоит главные действующие лица, внушит им уверенность в безопасности.

Придется свояку недельку посидеть в Бутырке. «Подброшенная» подписка о невыезде — слабая наживка, на нее, если и клюнут, то ненадолго. А крайне нужно, просто-таки необходимо показать: убийца — под следствием, мера пресечения — достаточно сурова и доказательна.

Как любил выражаться один из помощников областного прокурора, следовательская задумка неординарна… до глупости. Прежде всего, потому, что мера пресечения избрана не к обычному подозреваемому — к родственнику следователя. Если преступники не законченные идиоты, они сразу раскусят нехитрый приемчик, вволю посмеются над наивным «прокуроришкой». Считать противников глупцами — первый шаг к провалу расследования.

Ради Бога, Бабурин вытерпит бандитские издевки, не рассыпется. Главное — ошеломить, заставить призадуматься. На оценку ситуации авторитетам нужно время, и время немалое, а для Сергея Петровича сейчас каждая минута — в цене, каждый час — подарок…

Машкин согласился с неохотой. Возможно, он отказался бы, но ведь идея посадить подозреваемого в камеру принадлежит не Сереге. Лысый придурок сам подсказал. Так что сопротивляться, что-либо доказывать — глупо.

Инженер по привычке подрожал конечностями, для удаления выступившего пота израсходовал несколько носовых платков. А чего, спрашивается, ему бояться? Неделю заключения проведет не в общей камере с уголовниками, и вообще не в камере — по просьбе Бабурина арестованному отведут довольно комфортабельную комнату. Даже телевизор обещают поставить, даже — кровать с чистым бельем и с приличным мягким матрасом организуют.

Конечно, такое, более чем сносное, содержание подследственного трудно скрыть от преступников — Бутырка незримыми нитями связана со свободным миром. Но с этим приходится мириться. Не загонять же свояка в общую камеру к уголовникам, где они спят по очереди, где — издевательства и побои.

Остается надеяться на везение…

Главная трудность — убедить свояка пойти на страшный для него шаг, добиться добровольного, осознанного согласия посидеть некоторое время за решеткой — успешно преодолена. С Бабурина сошло десять потов, с трудом сдерживал он негодование, гасил в себе целые потоки непечатных выражений. Но все же добился своего.