Машкин чувствовал себя манекеном, на которого примеряют одежду, как минимум, большую на два-три размера. Но не обижался — светился благодарной улыбочкой, стеснительно клонил лысую голову. Будто подставлял ее под лавровый венец.
Наконец, банкир завершил представление и обратился к прорабу.
— Показывайте, что успели сделать, — не оборачиваясь, бросил он через плечо.
Земля вокруг копана-перекопана — близко не подойти. В промежутках между отвалами складированы железобетонные конструкции, столярка, пиломатериал, растворные ящики. Трудолюбиво покачивает стрелой кран. Матерятся работяги. Грохочет растворомешалка, выплевывая в ящик мокрую смесь песка и цемента.
Короче, обстановка любой стройки. От государственной до частной.
Подойти к стенам — испачкаться в грязи и в растворе, порвать импортные пиджаки и модные, удлиненные плащи. Наслушаться бескультурных матюгов. Либо — не дай Бог — свалится на голову кирпичина или многокилограмовый «брусок» перемычки. Поэтому бизнесмены издали осмотрели территорию. Вежливо похвалили размах, притворно поудивлялись размерам здания, поинтересовались этажностью и будущими удобствами.
Особую активность проявил сухопарый мужчина в золотых очках, за которыми прятались злые, завистливые глаза. Узнав, что еще не организована устойчивая телефонная связь с Москвой, торжествующе вскинул, такую же, как у Машкина, плешивую голову.
— Явная недоработочка, Альфред. В наше время без связи не обойтись. Даже в самом начале строительства. Вдруг — пожар, или несчастный случай с тем же каменщиком? Ни пожарников не вызовешь, ни скорую помощь не пригласишь…
— Это — сделаем, — отмахнулся Басов. — Завтра же поручу заняться своему связисту. Есть у меня классный специалист, на все руки мастер: что по электрике, что по связи, что по компьютерам.
Откровенное хвастовство: в Сервизбанке — самые лучшие специалисты, самые надежные работники. Золотоочкастый метнул на Басова такой злобный взгляд, что Федор Иванович вздрогнул. Точно так, как и при подслушанном разговоре между хозяйкой и ее любовником.
Всеобщая ненависть, круто замешанная на зависти, стремлении перехватить лакомый кусок. Вот только толстый весельчак, похоже, — мужик не завистливый. Откровенно поздравляет коллегу с удачным вложением капитала, посмеивается над злобными оскалами сухопарого финансиста.
Впрочем, Машкин не считал себя проницательным психологом, способным оценивать истинные черты человеческих характеров по улыбкам и змеинному шипению. Жена твердит: простак, глупец, тебя обводят вокруг пальца, а ты все краснеешь да лыбишься…
Скорей всего, Татьяна права. Чиновничья жизнь приучила Федора Ивановича к осторожности. Прежде, чем сделать очередной шаг — проверь место, куда поставишь ногу. Вдруг — болото, или коварный камень, о который можно споткнуться. Это не трусость, недостойная настоящего мужчины, — осмотрительность. А вот разбираться в характерах окружающих его людей инженер-чиновник так и не научился. И это приносило ему немало неприятностей.
В министерских кулуарах Машкина считали молчуном и вообще — недалеким человеком. Кажется, такого же мнения придерживается и банкирша… Ради Бога, пусть считают, брань на вороту не виснет — извечная народная мудрость. Зато молчун и глупец чаще остальных получал премии и надбавки, его хвалили и повышали, дай-то Бог, и в реформируемой России проживет, приспособится.
Вот и сейчас он предпочел ограничиваться минимумом слов — ровно столько, столько ожидает от него хозяин. Не больше и не меньше. Похоже, Басов доволен поведением прораба — не улыбается, но и не гневается.
После осмотра территории посетители навестили прорабку и выслушали подробное описание будущего дворца. Машкин, как заправский экскурсовод, оперировал специальной указкой, совмещенной с красным фломастером, которым отчеркивал впечатляющие цифры площадей залов и комнат, их размеры по длине, ширине и высоте. Встретив ободряющий взгляд хозяина, упомянул о причудливой лепнине на потолках, о новомодных пластиковых окнах и дверях, о встроенных шкафах и подвешенных ажурных антресолях. Отдельно, после многозначительной паузы, ввернул фразочку по поводу заказанных скульптурных фигур и деталей интерьера огромной оранжереи.
— Да, развернулся ты, Альфред, по настоящему. — пережевая слова сухими губами, невнятно выразил одобрение сухопарый. — Ничего не могу сказать… Правда, биллиардную я бы расширил — Федосов между столами не протиснется, — кивнул он на толстяка с багровым, отечным лицом. — Он легко протискивается, когда нужно захапать очередное выгодное дельце…
Толстяк низко наклонил голову. Будто приготовился боднуть конкурента седым ежиком.
— Тебе, Семен, протискиваться не приходится — лезешь напролом. С твоей комплекцией и карманом делать это не трудно…
— Уж если и лезет кто напролом, то — Басов, — усмешливо заметил очкарик, метнув в сторону хозяина будущего дворца уже знакомый Машкину злобный взгляд. — Двигает на подобии танка или бульдозера. Захапает побольше и пытается слинять. Как правило, удается, но вот теперь — не получится, не разрешим… Так, Николай?