В Югославии началось формирование из добровольцев-эмигрантов, в основном казаков, Охранного корпуса, возглавил его «русский немец», белый офицер Б.А. Штейфон
. Однако набралось в корпус лишь 2 тыс. человек. Нет, далеко не все казаки страмились к немцам. Некоторые пошли воевать против Германии и Японии в рядах американских, английских, французских частей, как, например, полковник Ф.И. Елисеев. Но и большинство белогвардейцев, оказавшихся под германской оккупацией, на службу к нацистам не пошло. Вступали в организации Сопротивления, симпатизировали советским воинам. От сотрудничества с немцами отказались А.И. Деникин, генерал В.М. Ткачев, предводитель Вешенского востания П. Кудинов и многие, многие другие.Хотя велась усиленная агитация. В составе Охранного корпуса формировались сотни для отправки на Дон и Кубань. Активную роль в этом играл Шкуро, выражал готовность самому рвануть с отрядом по советским тылам. Говорил: «Мне бы только на Кавказ приехать, там меня каждый знает. Как приеду, сразу весь Кавказ подниму». Но не тут-то было. Ни на какой Дон и Кубань казаки не поехали. Их оставили в Югославии для охраны заводов, шахт, дорог, чтобы снять на фронт германские части. А заодно был вбит клин между казаками и югославами — они же приняли эмигрантов по-братски, а те пошли служить поработителям!
Однако на Востоке шел другой процесс. В первые месяцы войны германские войска захватили миллионы пленных. Сказывалось то, что возврат Советского Союза к патриотическим ценностям начался лишь в 30-х, на войну пошло поколение, воспитанное на идеях «пролетарского интернационализма». Ну а раз немцы — «братья по классу», то чего ж кровь лить? Многие переходили на их сторону с оружием в руках, не забыв красного террора, «раскулачивания». Были среди перебежчиков и казаки — например, командир полка майор Иван Кононов.
Вот таким доверяли. Кононов был принят на службу, стал формировать из пленных часть «Kosaken Abteilung 102», потом ставшую 5-м Донским полком. Были и другие подобные формирования. Самостоятельности они не имели, воевали в составе вермахта, носили немецкую форму, которая дополнялась лампасами и кубанкой с немецкой кокардой.Когда был захвачен Дон, то и здесь многие помнили геноцид, голодомор. Помнили и «культурную» немецкую оккупацию 1918-го. И едва в Новочеркасске под эгидой германского командования возник Донской казачий комитет и было объявлено о наборе добровольческих частей, призыв нашел достаточно широкий отклик. Сперва эти части возглавил походный атаман Павлов
, потом к фактическому руководству выдвинулся Т.И. Доманов — сотник белой армии, успевший за это отсидеть. То же самое было на Кубани, где немцы допустили аналогичную «автономию» (в документах германского командования она квалифицировалась как «эксперимент»).Но на самом деле условиями «автономии» немцы себя не стесняли. Скажем, в Армавире расположили еще одну «автономию», армянскую, во главе с Драстаматом Канаяном, и его «легионеры» принялись грабить и изгонять казаков (наверное, в благодарность за то, что в Первую мировую, когда Канаян командовал на Кавказском фронте армянской дружиной, казаки не раз его выручали). На Тереке немцы хорошо сошлись с чеченцами и ингушами — которые уже с 1941 г., едва началась война, стали нападать на казаков, убивать и грабить исподтишка (см. напр. Е.Алеев, «Жаркое лето 41-го», М., «Преображение», № 1–2, 2004). Можно вспомнить и факт, что испытания знаменитых «душегубок» проводились в казачьих областях, Таганроге и Краснодаре. И отнюдь не только на евреях — истребляли семьи советских офицеров, жертвы доносов. На Кубани было уничтожено множество скопившихся там лечебных заведений, в том числе детских — и персонал, и больные. Измывались немцы и над казаками. Взять хотя бы случай в Старонижестеблиевской, где за мелкий проступок были зверски замучены и заживо сожжены юные девушки Тая Троян
и Галя Степура — подобное происходило и в других станицах. И отметим, что Государственная чрезвычайная комиссии по расследованию гитлеровских преступлений начала свою работу как раз на Кубани.«Автономные» воинские формирования донцов и кубанцев называли «красновцами» и «шкуринцами», но и это оказывалось лишь вывеской. Самих Краснова и Шкуро германское руководство в Россию так и не пустило, держало при себе для рекламы, написания воззваний. Но все же головы задурили многим. И когда под ударами Советской Армии гитлеровцы покатились на запад, настал очередной акт казачьей трагедии — всем, кто поверил в «освобождение» приходилось отступать с оккупантами. Теперь-то уж знали, пощады не будет. И с Кубани, с Дона в начале 1943 г потянулись огромные обозы. Снова, как в 1920 г., уходили с женами, с детьми. Только путь теперь предстоял гораздо дальше. И безнадежнее.