Казачьи былины

После разгрома станицы крымчаки разделились на два отряда. Один отправился на поиски добычи, а второй погнал пленников в Крым. Пленных было около сотни, сопровождало их три десятка крымчаков во главе с сотником Тал гаем.

Пленные шли медленно, не помогали даже щедро отпускаемые удары плетьми. Крымчаки злились, но ничего не могли поделать.

Остановились на ночлег. Стража поеживалась, зловещий волчий вой заставлял вздрагивать.

На утро Тал гай не досчитался семерых. Куда они делись? То ли сбежали с частью добычи, то ли волки утащили. Никто не заметил, как они исчезли.

Обеспокоился сотник Талгай страшно. Отправил два разъезда по три человека на разведку – искать пропавших. Ни один из разведчиков не вернулся. И осталось у Талгая всего семнадцать человек.

Погнали они пленников подальше от этих страшных мест.

Крымчаки с дрожью в голосе говорили то о шайтане, то о волке-оборотне. Страх сковал их. В страхе избивали пленников, стараясь заставить женщин и детишек бежать быстрей.

Чем ближе к ночи, тем больше переживали крымчаки, дрожь охватывала их, даже опытного и храброго сотника Талгая. Он рад бы был и всю ночь идти по направлению к Бахчисараю, да пленники стали падать, не имея силы так быстро и так долго идти.

И жадность всё-таки переборола страх, потерять «товар» никто из крымчаков не пожелал. На невольничьем рынке в Кафе можно очень хорошие деньги за пленников выручить.

На ночлег остановились у маленькой речушки. В столь засушливое лето это было большой удачей. По крайней мере, воды было вдосталь. Как охрана, так и пленники, наконец-то напились ее от души.

А вот с дровами оказалось потруднее. И как ни желалось Талгаю разжечь несколько костров, чтобы наблюдать за степью, – топлива хватило лишь на один.

– Будьте настороже! – напутствовал он охранников. – Увижу, кто спит, – голову снесу!

Скоро совсем стемнело. Спалось плохо сотнику Талгаю, беспокойство одолевало. Да еще и изредка где-то вдалеке раздавался волчий вой. Крымчак вставал и обходил посты. Стражники были на своих постах, таращили глаза, пытаясь хоть что-то разглядеть в темноте, вслушивались в звуки, издаваемые степью.

Томительный час проходил за часом…

Начало светать. Один из крымчаков решил спуститься до реки, чтобы набрать воды. Только он наклонился, чтобы зачерпнуть кожаным ведром воды, как та вскипела, и из неё взметнулось тёмное тело. Что-то сверкнуло, чтобы навсегда погасить свет в глазах крымчака.

– Эй, что там? – забеспокоился другой часовой, но свистнула стрела из арбалета, прерывая его беспокойство.

Темная фигура, появившаяся из воды, стремглав взлетела на невысокий угор, взмахнула руками, и два ножа поразили ещё двоих стражников. Закричал, поднимая тревогу, ещё один крымчак, но острая сабля прервала его крик.

Напавший рубил крымчаков, не давая им опомниться. Ещё трое приняли смерть от его клинка.

– Шайтан! – заорали в диком ужасе несколько ордынцев и бросились наутёк куда глаза глядят.

С парой верных нукеров атаковал сотник Талгай неведомого противника и вдруг остановился, узнав нападавшего.

– Ты, бачка-атаман? – растерявшись, спросил он. – Ты же должен был умереть?

– Ты помнишь, как над моим Богом потешался? А он мне дал силу, чтобы я свершил месть над вами, убийцами и грабителями, да спас полоненных вами, татями, баб и ребятишек, – усмехнулся в лицо татарскому сотнику казак Любим. – И сейчас я свершу святую месть! Нельзя безнаказанно казаков и их родных обижать!

– Алла! – заорал Талгай и кинулся на казака, надеясь на свое воинское умение да на своих воинов.

Ведь казак-то всего один, хоть и пугало его поразительное воскрешение из мёртвых.

Но воскрес или не воскрес он, но сейчас этого казака они вновь отправят к мёртвым!

Да и выглядел Любим до крайности бледным и измученным, только глаза будто огнём полыхали, словно метали молнии. Зазвенели клинки. И хоть крымчаков было в десять раз больше, но страшен оказался напор казака, двое пали разрубленные, с полдюжины бросились бежать куда глаза глядят, лишь бы подальше от этого страшного места и этого наделенного неведомой силой казака.

Только сам Талгай да два десятника устояли на месте.

Нелегко приходилось Любиму, его и без того израненное тело получило еще несколько тяжких ран. Но пал с разрубленной головой один из десятников.

Силы покидали казака. Он начал пошатываться. Но крики пленниц: «Любим! Любимушка! Спаси нас горемычных!» – подстегнули его. Сразил он и второго десятника.

Опять силы стали оставлять казака, тут сабля Талгая пронзила ему грудь. Кровь забагрянила рубаху. Пошатнулся он и опустился на колени.

Радостно и торжествующе взревел сотник Талгай, устремился к казаку, чтобы ссечь с него голову. Но воззвал к Богу Любим и, собрав все оставшиеся силы, метнулся на врага, обхватил того и повалил.

Пленники с замиранием сердца следили за этой страшной схваткой. У Талгая оставалось больше сил, да и ранен он не был. Начал крымчак перебарывать казака.

«Неужели же все мучения напрасны? – промелькнуло в голове Любима страшной пугающей мыслью. – И казачек с казачатами не спасу?! Пойдут они на невольничий рынок в Кафу!»