Читаем Казачья Вандея полностью

Казачья Вандея

Генерал Попов И. Д. предложил мне приступить вторично к формированию новой дивизии из тех казаков, которые были предназначены на формирование дивизии генерала Татаркина и из находящихся в обозах, переполненных больными и выздоравливающими. На это предложение я не ответил ни да, ни нет.

После разговора с генералом Поповым я отправился в штаб корпуса к начальнику штаба, полковнику Жилинскому. Увидев меня, полковник Жилинский встретил меня радостным возгласом:

— Очень рад вас видеть! В последние дни, узнав о вашем назначении, меня беспрерывно осаждают как отдельные казаки, так и целые группы вопросами: «Где полковник Голубинцев?» Скажите, что их так притягивает к вам?

— Да это весьма понятно, ибо это мои казаки, не казаки некой дивизии или отряда, но казаки Голубинцева, с которыми я поднял восстание и с большинством из них служил в 3-м полку до войны, во время войны и после войны.

Когда я передал полковнику содержание моего разговора с комкором, он развел руками и сказал: «Ничего не понимаю! У нас в корпусе все делается навыворот, нет ни одного положительного решения… Впрочем, через два дня генерал Попов будет отрешен от командования корпусом. Этот вопрос уже решен».

И действительно, дня через два, к моему глубокому удовлетворению, генерал Попов был отставлен от командования корпусом.

11 марта вечером я получил новое предписание за № 01 009 — вновь приступить к формированию 5-й Конной дивизии. Сформированная же мною 5-я дивизия была передана генералу Татаркину и получила новое наименование: 4-й Конной дивизии генерала Татаркина.

Перед тем как передать генералу Татаркину дивизию, я послал приказание начальнику штаба — забрать штаб, трубачей, конвойную сотню и лазарет и отойти в тыл на формирование новой, 5-й дивизии.

12 марта я окончательно слег, врачи определили у меня брюшной тиф. В глубокий тыл я не эвакуировался, а остался у себя в дивизионном лазарете, проделав, на походных носилках, утомительные переходы во время нашего отступления почти до границ Кубани.

13
Восстание по Медведице

Едва оправившись после брюшного тифа, в средине апреля 1919 года я выехал из с. Ново-Батайское, где находился лазарет формируемой мною дивизии, на фронт.

После зимнего отступления и неудач, обстановка менялась в благоприятную для нас сторону и намечался переход в наступление.

Для ориентирования в обстановке я хотел повидаться сначала с генералом Мамонтовым, моим сослуживцем по 3-му Донскому казачьему Ермака Тимофеева полку.

После поисков, я нашел генерала в его поезде у станицы Аксайской. В это время он был почти не у дел, имея лишь штаб и небольшое число пеших людей. Мамонтов посоветовал мне ехать к генералу Покровскому, который перешел в наступление и скоро, надо полагать, вступит в пределы Донской области, где я могу из восставших казаков быстро сформировать полки и дивизии.

Через несколько дней я прибыл в штаб 1-го Кубанского корпуса, находившегося на одной из станций Царицынской железнодорожной ветки.

После моего доклада о моих планах и намерениях, генерал Покровский обещал мне оказать полное содействие для выполнения моей задачи как только мы вступим в пределы Дона.

Прибывшая со мной конвойная сотня временно была прикомандирована к Татарскому полку Конно-Горской дивизии.

4 мая, когда штаб Кубанского корпуса находился в Ново-Манычской, от генерала Сидорина была получена телеграмма, вызывающая меня в Новочеркасск. Простившись с генералом Покровским, я дал распоряжение и маршрут штабу, конвойной сотне и обозу с лазаретом отойти в район Донской армии, а сам с адъютантом решил ехать по железной дороге в Новочеркасск, чтобы побывать предварительно в войсковом штабе. Но в это время с отправкой конвойной сотни произошло небольшое затруднение, задержавшее меня дня на два. Начальник Конно-Горской дивизии, полковник Гревс, наговорив мне массу похвал и комплиментов по адресу конвойной сотни, стал просить меня разрешить еще на некоторое время задержать сотню в дивизии, так как сотня якобы необходима, ибо, как он выразился, «держит всю дивизию». Я, конечно, ни в коем случае не мог согласиться на это. Сотня состояла из людей, мне преданных, испытанных, по большей части моих сослуживцев по 3-му полку царской армии, с которыми я начал Усть-Хоперское восстание в апреле 1918 года.