Казачий Дон: Пять веков воинской славы

Группу несюжетных составляют походные песни-славы (боевые, удалые) о героях и сражениях.

С музыкальной стороны казачьи песни характеризуются, в первую очередь, протяжностью – одним из высоко оцениваемых качеств, воплощающих неограниченность пространства: «Песня казачья – чтоб ни конца, ни краю не было». Наличие или отсутствие характерных композиционных признаков – вставок, повторов, обрывов слов – позволяет подразделить песни на периодические и непериодические («без колен» и с «коленами», «прямые» и «вилюжистые», поющиеся «почаще» и «пореже»). Первые восходят к напевам хороводных песен, вторые – к речитативно-декламационным жанрам эпоса и обрядового фольклора (причитаниям).

С конца XVIII и на протяжении XIX века возникает и расширяется репертуар строевых походных песен (кавалерийских и под шаг). Их структура определяется ритмами движения и новым силлабо-тоническим стихом. Широко распетые протяжные песни отходят в разряд бивуачных, исполняемых на отдыхе, «в офицерском собрании, при чистке оружия и уборке лошадей». В них возрастает вокальное мелизматическое и хоровое начало. На привалах исполняются и популярные плясовые, известные по сборникам с конца XVIII века.

Распевая стихи современных поэтов, разрабатывавших казачью тему, казаки нередко «переинтонировали» музыку композиторов-профессионалов и дилетантов (О. Козловского, А. Варламова, Е. Шашиной и др.). К оригинальным чертам казачьих песен следует отнести развитую форму полифонического многоголосия, ритмическую организацию и характер артикуляции.

Характеристике многоголосия посвящен ряд обстоятельных исследований. Выделяя самые существенные аспекты, отметим, что коллективное пение понимается исполнителями как «беседа», диалог, реализуемый в певческой форме. Отсюда установка на мелодическую и артикуляционную индивидуализацию и взаимную дополняемость (комплементарность) голосовых партий (включение и выключение голосов, прием прерывания ключевого слова на ударном слоге и перебивки текста в разных голосах).

В ритмическом строении это, прежде всего, различные проявления симметрии (периодичности и зеркальности), в протяжных песнях проявляющиеся во временной пропорции предударной и заударной частей композиционной единицы. В строевых и полковых плясовых – взаимообусловленность динамических акцентов песни и движений всадника, особые приемы огласовки текста, связывающие скандируемые слоги в непрерывную цепь («играть с зацепом») или имитирующие подскок.

Для песен службы характерна гибкость и приспособляемость; чрезвычайно распространено бытование одной и той же песни в разных формах (бивуачной и строевой, под шаг в колонне и пляску), темпах и композиционных редакциях различного уровня распетости («покороче» и с «растяжками»). Один текст может соединяться с разными напевами, и, наоборот, один напев с несколькими текстами. При этом существенной роли не играет возможное различие в ритмической организации, легко преодолеваемое необходимой «расстановкой» слов – сжатием или расширением стиха.

Ни бытовой, ни воинский репертуар, несмотря на существовавшие запреты на пение в службе домашних песен, замкнутостью не обладал, что особенно важно было для сохранения «служивского» после утраты им прямых функций. И в «службу» из дома попадали иногда песни, никакого отношения к ней не имеющие.

Эпические, лирические, сатирические и промежуточные жанры можно лишь условно отнести к не приуроченным, поскольку обстоятельства их исполнения все же вполне определенны: это время отдыха, прием гостей с застольем («беседа») или эпизоды праздников и ритуалов, называемые «гульбой».

В этой части репертуара имеется группа жанров, предполагающих преимущественно мужское или смешанное исполнение. Таковы былинные, приуроченные в большинстве местностей к «каравайным обедам» или свадебному пиру, и эпические песни о зверях и птицах, звучащие при встрече родными жениха родителей невесты – «вечерних». Они представлены (суммарно) 14 сюжетами (в первом полутоме свода А.М. Листопадова помещено 65 записей, включая многочисленные варианты). В отдельно взятом населенном пункте (станице, хуторе) свою функцию сохраняли два-три подобных сюжета (например «Добрыня и Алеша» или «Отъезд Добрыни из дома», «Сватовство Ивана Гардиновича» – в гульбе, «Залетал-то бы, залетал млад сизой орел» или «Не пыль-то кура в поле подымалася» или «Сокол и Соколинка» при встрече «сватов»). Еще три-четыре находились в сфере памяти («Добрыня и Маринка», «Как и жил-то, был Микита» и др.). Практически весь этот репертуар сейчас относится к сфере памяти и исполняется по просьбе фольклористов, местных краеведов или других ценителей старины. К этой группе примыкают некоторые баллады – так называемые вдовские («Хоромы мои, хоромы высокие», «Из-под камушка, из-под белого») и исторические песни («Отчего Москва загоралася»).