Казачий дух

Радуев переглянулся с Масхадовым и братьями Сукашевыми, но промолчал. Этот человек, вечно выставлявший себя на показ, сейчас не был похож на самого себя. С искусственной половиной черепа, вправленной ему за огромные деньги в немецкой клинике в Германии, он стал бояться с некоторых пор и своих и чужих. За ним вели охоту и те, и другие, и каждому было ясно, что на нем поставлена точка. А Шамиль между тем продолжал:

— Главными силами будет командовать генерал Масхадов, который постарается связать русских внезапным ударом по всему фронту. Ему знакома мыслительная деятельность российских штабистов и он научился разгадывать их ребусы на шаг вперед.

— Еще бы, Масхадов бывший полковник советских войск, — не преминул подметить кто-то.

— Его с правого фланга поддержит Радуев со своими воинами, — благосклонно кивнув одноглазому генералу, Басаев обстоятельно докладывал полевым командирам план предстоящего наступления. Пора было закрывать щекотливую тему, иначе араб готов был снова завести разговоры о деньгах, уходящих неизвестно куда. — А с левого фланга на русские позиции нападут отряды братьев Сукашевых, джигиты Бараева и Мандарбиева. Эта схема контрудара по российским войскам уже составлена и утверждена Высшим военным советом Ичкерии.

— План продуманный и мы его одобряем, — согласно загудели присутствующие. — Пришло время показать этим русским, что чеченец не какой-то немец или француз, нас с наскока не возьмешь и на колени не поставишь.

Басаев спрятал благожелательную улыбку в усах и объявил об окончательном решении Совета:

— Операция по освобождению нашей родины от захватчиков начнется завтра в восемь часов утра.

Десятки раскрытых ладоней вознеслись вверх и омыли воздухом лица горцев, в комнате раздался сдержанный гул гортанных голосов:

— Пусть нам поможет Аллах!

— Аллах акбар!

Гости дружно взялись за пиалы, потянулись руками к угощению, расставленному по всему столу. Они почувствовали, что напряжение первых минут встречи с арабским эмиссаром Абу аль Валидом и с Басаевым, Главнокомандующим вооруженными силами Ичкерии, проходит. Можно было расслабиться после беготни по горам и перевалам, поросшим корявыми зарослями кустарника с острыми шипами, и предаться трапезе. Когда суровые воины, ударом кинжала рассекавшие до позвонков горла русским солдатам, утолили первый голод, в просторное помещение неслышно впорхнули молодые женщины и ловко убрали грязную посуду. На смену одним блюдам они принесли новые, было здесь и чем запить эти сытые кушанья. Но горцы не увлекались винами, хотя сухого закона для них не существовало, они лишь выпивали налитую им чашку и отставляли ее от себя. Если кто-то не желал пить вообще, он переворачивал свою посудину вверх дном. Шамиль Басаев вытер жирные пальцы о салфетку и развернулся к боевику, сидящему по левую от него сторону. Тот как раз отодвинул от себя чашку с напитком.

— Вагиф, ты как-то намекал, что к тебе в плен попались иностранные журналисты. Какой выкуп ты за них положил, и согласились ли их родственники его выплатить?

— Нет, уважаемый Шамиль, из Парижа и из Стокгольма пришли ответы, что за головы заложников свободные граждане Европы не заплатят ни гроша, — промокнул губы полотенцем командир, похожий нескладной фигурой на обломок скалы.

— Почему? Европейцам не жаль своих родных?

— Они объяснили, что это противоречит цивилизованным нормам жизни и пообещали обратиться в международные организации по правам человека.

— Что ты решил с ними делать? — Если французы и шведы будут капризничать и дальше, мы выставим пленников на продажу на рынке невольников в Хал-Килое. — Вагиф, ты считаешь, что на этих рафинированных интеллигентов могут найтись купцы? — с сомнением прищурился на собеседника Шамиль. — Если никто не позарится, дорога у журналистов будет одна. Женщин мы отдадим нашим джигитам, а мужчин заставим работать на подсобных работах.

— Одну из женщин наши мужчины уже хотели опробовать, она показалась совсем не жилистой, — с похотливым смешком признался горец с рукой на перевязи. — Мя-агкая такая, сла-адкая…

— К сожалению, она предпочла смерть своему позору, — остудил раненного его сосед. — Мы отпустили ее, к тому же, цена на нее оглашена очень высокая.