Казачий дух (СИ)

— Сын у этих бывших дворян, Николай Скаргин, служил на торговом флоте, — он понизил голос и сипло выдавил, будто кто-то заставлял его делиться тайной с незнакомым гражданином. — Сбежал он из нашего Советского Союза на Запад, там и остался.

— Разве это преступление? — попытался улыбнуться Христиан. — Где человеку нравится, там он и станет жить.

— Это где как, товарищ, а у нас по иному.

Старик переглянулся со своей супругой, недовольный тем, что молодой мужчина не понял цены сведениям, которые он ему выложил. Но бабка лишь сделала губы куриной гузкой и уставилась в пространство деревянными глазами. Христиан смущенно хмыкнул и переступил с ноги на ногу:

— Спасибо за помощь, добрые люди, иначе мне пришлось бы здесь поплутать.

Дом, на который указали старики, снаружи показался пустым, он был таким-же древним, как и все они на этой улице. Крыльцо тоже едва держалось деталями друг за друга — перила за ступени, а ступени за стену избы. Христиан поднялся к двери и постучал по ней кулаком. На первый раз никто не ответил, тогда он поколотил погромче. Внутри загремело, послышался хриплый голос и на порог вышел человек лет под шестьдесят худощавого телосложения и с пристальным взглядом серых глаз. Он прошелся ими по посетителю с ног до головы и только потом спросил:

— Вам кого надо, товарищ?

— Я ищу Скаргиных, — быстро ответил молодой мужчина.

— Я Василий Скаргин, — хозяин дома вздернул подбородок. — Кто вы и что вам нужно?

— Меня зовут Харитон Дарганов, мой далекий предок был Дарганом Даргановым, — Христиан поставил чемодан на скамейку. — Вы никогда не слышали о нас?

— Дарганов!?.. — вскинул брови мужчина и повторил. — Дарганов… Даргановы…

— Мой прапрадед вернул роду Скаргиных сокровища, украденные у них во время войны с Наполеоном Бонапартом.

Сначала хозяин дома округлил глаза, затем огладил лицо ладонью и только после этого произнес:

— В нашей семье эта история передавалась из поколения в поколение, — он открыл дверь пошире. — Проходите, товарищ, что на пороге стоять.

В комнате со старой мебелью, несмотря на открытые окна, было темновато и душновато, пахло щами, кислым хлебом и цветами в палисаднике за окном. Русская печка занимала едва не половину помещения, за нею виднелась ситцевая занавеска, отделяющая спальню, а прямо при входе была как бы кухня с чисто выскобленным столом. Но хозяин дома провел гостя сразу в горницу и усадил за стол с белой скатертью и несколькими стульями вокруг. Посередине стола возвышалась ваза с букетом бумажных цветов.

— Советской власти уже шестьдесят пять лет стукнуло, а нам все газ никак не проведут, — то ли возмущался, то ли оправдывался перед гостем Скаргин, кивая на печку. — Да что там газ, второй год справки на инвалидность собрать не могу. Вот такая наша жизнь.

Невысокая женщина, его жена, не вмешиваясь в разговор, поставила на стол хлебницу, за ней бутылку водки и два стакана с рюмкой. Затем принесла пироги и жаркое с картошкой, и только после этого тоже опустилась на стул:

— Угощайтесь, Харитон, чем богаты, тем и рады, — кивнула она на закуску.

Глава семьи сорвал пробку, разлил водку по стаканам. И потекла беседа, чем дальше, тем все углубленнее в проблемы, затронутые неожиданным визитом молодого мужчины. В конце концов разговор перешел в откровения, это случилось тогда, когда Христиан водрузил рядом с вазой с цветами бутылку хорошего коньяка.

— У нас даже грамота сохранилась, в которой написано, что столбовой боярин Скарга завещает свои сокровища роду Скаргиных. Вместе с запиской о том, что эти драгоценности, похищенные в войну 1812 года, вернул нашему роду Дарган Дарганов, терской казак со своей французской женой Софьей де Люссон, — Скаргин заторопился к сундуку в углу комнаты. Вскоре он вернулся со шкатулкой. — Вот здесь все и хранилось, до самых революционных событий в Российской империи. Потом моих дедов раскулачили и сослали в Сибирь, а драгоценности конфисковали.

Он вынул бумаги и начал их разворачивать, на сидящих за столом пахнуло запахом пыли и еще чем-то, исходящим обычно от старинных икон в окладах. Христиан вежливо протянул к ним руку, прочитав грамоту, отложил ее в сторону и взялся рассматривать записку, написанную русским дореволюционным шрифтом. Писал ее, скорее всего, владелец возвращенного добра, потому что у казаков того времени грамота стояла не на первом месте, а французская женщина Софи де Люссон не знала русского языка. В записке говорилось то же самое, о чем перед этим сказал хозяин дома, только было добавление о том, что князья Скаргины вечно будут благодарны терскому казаку Дарганову и его потомкам за фамильные сокровища, возвращенные их роду. Внизу был поставлен крестик, а под ним красовалась аккуратная подпись французскими буквами. Христиан почувствовал нервный зуд, он впервые рассматривал почерк своей отважной прапрабабушки, променявшей вычурный Париж на казачью станицу на краю Российской империи, и давшей жизнь и его предкам тоже. Между тем Скаргин вытащил из шкатулки еще один листок: