Казачий дух (СИ)

По тому, как искривилось бледное лицо герцога неприятной гримасой, она поняла, примирения между ними не наступит никогда. Этот человек не был способен прощать, как сказал Захар после первой стычки с ним, он рожден только для подлостей. Сейчас он в полной мере подтверждал это своим разнузданным поведением, от которого холодело под сердцем. И все-таки обещанием, данным ею, была достигнута передышка, широко поставленные глаза у Виленса начали обретать смысл. Он осмотрелся вокруг и, шумно вздохнув, откинулся на спинку дивана. Но Ингрид видела, что Виленс не собирался отступать от цели, он просто понял, что без упорной борьбы здесь не обойдется. А это могло привлечь ненужных свидетелей, что не входило в его планы, и кавалерийский офицер решил действовать не наскоком, привычным ему, а пойти другим путем. Чтобы отодвинуть очередной натиск еще дальше, Ингрид взмахнула длинными ресницами и напомнила:

— У нас впереди еще достаточно времени, Виленс. Кстати, ты обещал показать мне целый сундук драгоценностей, — она лукаво повела голубыми зрачками. — Так где же он, друг моего детства? Я хочу взглянуть на сокровища герцогов Карлсон и упиться сиянием благородных алмазов. Надеюсь, они не уступают по размерам бриллиантам в короне нашей королевы.

Наследник рыцарского рода покосился на собеседницу, с его лба и щек все еще не сошли красные пятна, а грудь бурно вздымалась. Наконец он перевел дыхание и кивнул неправильной формы головой, уверенный в том, что женщина, решившая сама приехать к нему, никуда теперь не денется. К тому же, упоминание о каком-то сравнении задело его ранимое самолюбие:

— Если ты хочешь взглянуть на то, чем обладает семья Карлсонов, и чем я могу осыпать тебя с ног до головы, то я предоставляю тебе такую возможность прямо сейчас. Благо, ходить далеко нам не придется, сокровища находятся в одной из комнат на этом этаже.

— Так покажи их скорее, Виленс, чтобы я могла прийти в изумление и возгордиться от мысли, что у меня такой могущественный воздыхатель.

— Ну что-же, Ингрид, милости прошу, — кавалер встал и направился к двери. — Ты убедишься еще раз, что выбор тобой какого-то русского казака на роль супруга был неправильным.

Они пошли по длинному коридору со слугами, спешившими заскочить в ниши, молодая женщина все время старалась вспомнить, как выглядели сокровища, похищенные у месье Месмезона из городка Обревиль во Франции. О них неоднократно говорил Буало еще там, в станице Стодеревской, когда вечерами вся казачья семья собиралась за одним столом. Описывала изделия и Софьюшка, в отличие от своего мужа, сурового терского казака, быстро проникшаяся к своим невесткам любовью и доверием. Но сейчас Ингрид, к своему ужасу, помнила только о медальоне и кардинальской цепи очень большого веса. Кажется, на них были еще какие-то надписи, говорящие о их принадлежности к высшему французскому духовенству. И еще запомнилась диадема работы известного итальянского ювелира Николо Пазолини. Все остальные изделия, включая перстни, броши, колье и браслеты, не задержались формами в голове. Молодая женщина надеялась лишь на то, что неплохо разбиралась в украшениях, и на женскую интуицию, весьма редко ее подводившую.

Тем временем Виленс приблизился к одной из дверей в середине коридора и вставил массивный ключ в замок. Повернув его несколько раз, он взялся за ручку и вошел в затемненную комнату. На тумбочке возле порога стояла свеча в подсвечнике, рядом лежали спички. Кавалер зажег фитиль и двинулся вглубь помещения, туда, где громоздился на половину стены какой-то шкаф, отсвечивающий стеклами и полировкой. По бокам висели канделябры о нескольких рожках с маленькой скамеечкой под ними, чтобы удобно было дотягиваться. Когда вспыхнули все свечи, Ингрид отшатнулась назад и замерла в невольном напряжении. За стеклами на нескольких полочках лежали десятки золотых, платиновых и серебряных изделий различной величины и формы, почти все они были с драгоценными камнями, брызнувшими разноцветными искрами от пламени свечей. Радужное сияние заполнило внутренность шкафа, оно проникало сквозь стекла и плясало на их поверхности, создавая некий ореол, похожий на тот, который вспыхивает над грудой бриллиантов, когда на нее падает мощный солнечный свет. Скоро вся стена заискрилась цветными витражами, но не разделенными на куски, вставленными в рамы, как в Париже на соборе Нотр Дам, а словно парящими в воздухе, как висели когда-то над землей драгоценные сады Семирамиды, не сохраненные людьми. Зрелище было таким впечатляющим, что язык у молодой женщины присох к небу. Она забыла, зачем пришла сюда, глаза у нее разбежались, не зная, на чем остановиться. И только когда холодные пальцы спутника коснулись ее руки, она вздрогнула и попыталась собрать вновь свои мысли. А он заговорил: