Казачий разъезд

— А я так думаю, — продолжал Мазепа, — что приезжал к тебе кто-то из Львова, от русской партии. И через день-два я и имя этого человека буду знать. Думаешь, мне неведомо, что русская партия во Львове давно обо мне сведения собирает, чтобы царю сообщить? У меня среди ваших свои люди есть. Еще когда вместе с царем в Жолкеве стояли, я о том позаботился. Так что, хлопче, поздно тебе скрываться.

Василий знал, что теперь от его ответа будет зависеть очень многое.

— И что же, удалось выследить этого юношу?

— Конечно, — ответил гетман. — Не только выследить, но и побеседовать с ним. Он оказался разумнее тебя. И многое рассказал нам.

— Вот как! — удивился Василий. — Может быть, юноша сообщил вашей милости и то, что он вовсе не юноша, а прелестная панна?

— Ты о чем это? — пришел черед удивляться Мазепе.

— Да о том, что виделся я не с юношей, а со своей невестой, — усмехнулся Василий. — Просто она одета была в костюм для верховой езды, короткий жюстокор[24] и плащ на меху.

— Невеста? Как ее зовут?

— Марией, как иногда называют и твою Мотрю.

— Стой! — закричал гетман. — Ты или смеешься надо мною, или сам сумасшедший! Как твоя невеста могла оказаться здесь? Если это правда, я хочу ее видеть. Ты для меня загадка, хлопче. Одно из двух: то ли ты невероятно смел, то ли ты сам дьявол.

— Ни то ни другое.

— Тогда, может быть, ты дитя, которому просто еще неведомо, что на свете существуют смерть, убийства, страх?

— Мне случалось пугаться, да так, что волосы на голове дыбом поднимались и сбрасывали шляпу наземь. Если же я ее успевал подхватить, то моей трусости никто не замечал. Все полагали, что я учен французским манерам и сдергиваю ее с головы для вежливости.

— Гм! — произнес гетман.

— Что же касается сравнения с дьяволом, то оно тоже неверно, Мне далеко до него, слишком робок.

— Гм! — во второй раз промычал гетман.

— И о невесте. Разве удивительно, что она приехала повидать меня? Кто знает, не сложу ли я голову в очередной баталии!

— Я хочу ее видеть! — сказал гетман.

— Зачем?

— Должен понять.

— Что?

— Должен понять, что вокруг происходит… Кто ты таков? Почему к тебе в лютую зиму мчит твоя невеста? Езжай за нею! Сейчас же. Привези сюда, а потом она уедет, куда захочет. Я все сделаю. Скажи, что шлю вас по делам важным. Не могу я больше сидеть здесь, слова человеческого по целым дням не слыша. Надоело мне все, а пуще других — Орлик… Езжай быстрее… Нет, постой! Когда с нею возвратишься?.. К утру. Ну, хорошо. Сейчас скажу, чтобы тебя пропустили. Да оденься потеплее.

Уснул гетман поздно. От нечего делать все же побеседовал с Орликом. Говорил о том, что, забравшись в Ромны, шведы могут оказаться в ловушке. Если Скоропадский со своими казаками отрежет пути отступления в Польшу, то генерального сражения на условиях, выгодных царю Петру, не миновать.

— Подожди. Подойдут запорожцы с Костей Гордиенко — станет повеселее, — утешал гетмана Орлик.

— Кому повеселее?

— Нам.

— Что повеселее — это уж точно. Народ они веселый, — согласился Мазепа. — А будет ли от Кости с его ребятами толк, не знаю. Лука спит? Буди его. Пусть настойку свою несет. Грустно на душе.

Луке гетман сказал, что теперь его мучит не только бессонница, но другая, ранее неведомая ему болезнь. Он как бы все время видит сам себя со стороны — и когда с королем беседует, и когда один сидит в комнате. Когда же ненадолго засыпает, то тоже видит сны про самого себя — то будто его на казнь в Глухове ведут, то Мария Кочубеева является ему здоровой, веселой, с веткой цветущей вишни в левой руке. А когда целует она гетмана, то на губах он чувствует терпковатый вкус уже спелой вишни…

— Не от нас все это! — покачал головой Лука. — Сны от бога. Одначе зелье дам вам сегодня крепкое, чтоб сон настоящий сморил.

Вправду, ночью Мазепа спал, как когда-то в молодости, спокойно и глубоко. Проснулся свежим, отдохнувшим, без болей в коленях и кистях рук.

— Орлик! — громко крикнул он. — орлик! Они приехали?

— Кто? — вбежал из соседней комнаты генеральный писарь. — О ком ты?

— Василий и Мария.

— Василия что-то не видно. А кто такая Мария?

Мазепа махнул рукой:

— Я так и знал…

Прощание

Они ехали по узкой дороге, скользкой, укатанной и такой твердой, будто она была покрыта не снегом, а белым камнем.

Низко над деревьями висела большая кровавая луна. Казалось странным, что свет ее все же был желтым, а не красным.

Время от времени лошади сбивались с шага, наступая на замерзших, уже покрытых ледяной коркой птиц. Такой холодной зимы не помнили даже столетние старцы. Недавний ураган смел с деревьев снег. И теперь черные голые ветви их казались воздетыми в мольбе к небу гигантскими руками. Земля просила о пощаде.

— Может быть, надо ехать лесом? Не ровен час, наткнемся на шведов.

— Вряд ли. В такой холод никто и носа на улицу не кажет. За сто верст вокруг ни души.

Дальше ехали молча. Василий все еще грезил.